в целом. Дом №3 располагался на пологом склоне, словно рабочие поленились уровнять землю, прежде чем возводить эту часть Онфоста. Но нельзя не заставить вас поверить в то, что здание занимало весьма неудобное местечко. Любой знал о том, что крайние скверы, переулки, дома из так называемых низин и тому подобное служили в качестве сливных труб и отлично выполняли поставленные задачи – дождевая вода с центра Онфоста послушно стекала из главной части города в бедняковый район.
Постепенно трёхэтажные квартирные здания, из крышных труб которых вырывался чёрный дым, стали напирать и тем самым сужать проход. Дорога со временем становилась более резкой, поэтому постепенно она перешла в лестницу. К слову, раньше на тех ступенях по ночам каждый второй припозднившийся горожанин оступался и катился вниз, но в дом №11 с Терриякки наконец заселилась Госпожа Норма с хохотливой семьёй, которая после обеда выносила на балкон работающий фонарь, освещавший путь непутёвым путникам. С тех пор в обязанности каждого живущего в “низине” и когда-либо спускавшегося после заката входила оплата спиртом или тумогустом “на газ”. Норма въехала на улицу всего двенадцать кругов назад, но успела привести "свой спуск" в полный порядок.
Опустившись на предпоследнюю ступень без происшествий, Томас осторожно проскочил мимо спящего на ней мужчины. Перед Гринбейлом появилась обшарпанная бродягами и временем табличка “Тихая Площадь”, и вот теперь я могу безошибочно заявить, что мальчик наконец добрел до дома. Тихая Площадь не походила на подружку, Площадь Свободы, ни размером, ни занятостью, ни шумным рынком, потому что рынка на ней не было вовсе. Тихая Площадь – крохотный круглый клочок, не застроенный домами; на ней помещались только круговая тропинка, доски для объявлений да возвышение для обращений, чаще всего, шварца. Сама же будка шварца расположилась так, чтобы её хозяин видел любого, проходящего мимо. Не очень понятно? Представьте себе узкий спуск, окружённый зданиями, внизу тропа разделяется на две тропиночки и далее вьётся вокруг Площади. А перед тем, как завернуть вправо или влево, тропа будто врезается в будку смотрителя.
Ах, да, посреди Площади, где-то между досками, возвышением и будкой, росло чарующее фиалковое древо, однако из-за повышенной туманной влажности данный вид загнулся и высох, ствол покрылся трещинами, а дивные пурпурные цветы почернели и спали вниз, под ноги таких же сухих и корявых в душе людей…
Подойдя к смотровой будке, кудрявый парень заметил в ней недовольное лицо, при виде Томаса переменившееся в лучшую сторону.
— Привет, дружок, — проговорили из окошка для обращений, что очень ожидаемо. Для чего же ещё необходимы те окошки?
В распахнутом окошке виднелась весёлая, вечно-красная, скорее неухоженная, чем ухоженная морда. Скобель Тарасович выглядел крепче истинного возраста, носил длинные усы, похожие на собачьи, сам передвигался в теле здоровой комплектации и со стороны напоминал дикого зверя, медведя или льва, – брился и стригся раз в два периода. Одевался Скобель именно так, как подобает шварцу: в чёрно-белый костюм с галстуком, в меховой тулуп без воротника поверху, на длинных частично каштановых, частично серых, иногда мытых волосах возвышалась чёрная шляпа-цилиндр, прикреплённая к шее ремешком на застёжке, созданная для того, чтобы не спадать и не портить авторитет почётного работничка.
— Что-то ты сегодня припозднился, Томас! — улыбнулся старикан. — Твоя бабушка наверняка заждалась внука, её нетерпеливый силуэт пару раз высматривал тебя в чердачном окне.
— Здравствуйте, Мистер Скобель, — поприветствовал усача неудачливый ученик. — Я опоздал только потому, что нас снова задержала на бесполезных послеурочных занятия Миссис Одри Крунсберг. Вероятнее всего, нарочно.
— Погоди секундочку, — попросил шварц, запирая смотровое окошко и с трудом выбираясь наружу.
Скобель Тарасович помимо широты, силы и намеренного здоровья славился своей великанской высотой. Оценить её имел право любой, кто смел подойти к старику вплотную, однако таких людей не находилось, ведь никто не грезил отправиться за решётку или получить штраф. Каким бы милым и ответственным дядюшкой не изображался в голове Томаса Скобель, он оставался служащим закону стражем. А в данный момент тот служащий закону страж нависал над юным Гринбейлом.
— Продолжай, продолжай, — разрешил Скобель. — С чего же ты решил, что те уроки столь бесполезны? Думаю, они принесли хотя бы какую-нибудь пользу.
Гринбейл задумался, почесал затылок, но всё же нашёл, что ответить.
— Сидя на тех занятиях, я лишь понял, что могу незаметно дрыхнуть, до тех пор, пока у доски корчится какой-угодно ученик. Но как только ему злобно выкрикнут низкую оценку, наступает время прикинуться занятым и что-то заинтересованно переписывающим.
— Так, по твоим словам, вас специально держат до самого закрытия? — уточнил шварц, параллельно окидывая взглядом практически безлюдную Тихую Площадь.
— Именно, Мистер Скобель! Одри Крунсберг учит нас догородскому только половину учебного круга, а уже пытается доказать, что мы обязаны знать язык и уметь на нём разговаривать. Вот и оставляет бедных нас на два-три часа после уроков. На два-три мутных и довольно медленных часа.
— Однако это не означает, что Миссис Крунсберг мучает вас и делает это нарочно, не так ли? — лукаво усмехнулся Тарасович. — Вдруг, сам Дом Образования Короны решил изменить программу обучения подростков, усложнить её?
По мнению Томаса, шварц в улицы Терриякки несмотря на отличное состояние тела в душе оставался неизменимым добряком. Тем самым простаком, что мечтает о лучшем мире и надеется оправдать действие первого попавшегося карманника. Мол, семья голодает у паренька, поэтому рискнул пойти по несправедливому пути. Как известно, шварца с улицы Терриякки боялись, поэтому онфостские преступники и попрошайки и приблизиться к нему опасались.
— Я наблюдал за параллельным классом и узнал точно, — уверенно заявил кудрявый мальчишка. — С Мисс Из, приятной учительницей догородского, ребята завершают знакомство только с первыми словами, а в это время мы уже начинаем чтение книг! Да каких ещё книг! Скучных толстотомных бумажонок, полных размышлений о смысле жизни!
— Вот здесь я бы задумался, — нахмурился Тарасович, но тут же расслабил густые брови. — Дык, я к тебе по иному делу, — старик бережно извлёк из левого кармана тулупа крошечный сверток местами желтоватой бумаги обвязанной тонкой ленточкой грунтового цвета. — Как известно, к нам спешит Его Светлейшество – День Объединения, и я прикупил на известном нам рынке одно шикарное изделие, понравившееся мне. Надеюсь, подарок стоил своих денег.
И Скобель передал презент оробевшему мальчику, а затем шёпотом добавил:
— Только не рассказывай об этом сюрпризе бабушке. Делия – человек, который обязательно рассыплется в благодарностях и попытается