Ей было немножко неловко, что она так улизнула. Господи, как маленькая.

«Он бы задержал меня, – оправдывалась она перед собой, – и я бы могла не застать заместителя председателя. А без заместителя председателя никто не возьмется решать мое дело. И потом, – подумала она, набравшись храбрости, – ну, хорошо, я ради него встаю в пять часов утра, и к половине второго я всегда обязательно должна быть дома, – но не могу же я постоянно быть прикованной к нему, ведь каждый человек имеет право брать от жизни что-то для себя!»

И она бодро заспешила своей деловитой походочкой в собес. По дороге зашла в аптеку и заказала себе лекарство от гриппа.

– Старик на заводе, – сказал Листопад Рябухину, выслушав сообщение Анны Ивановны. – Надо уважить, повидаться. Давай надевай, что найдешь подходящее, – едем.

– Я в партком, – сказал Рябухин, – у меня своих дел скопилось до черта. Передавай старику поклон.

Листопад оставил его примерять пиджаки и брюки, а сам пошел на завод. Встречные люди сказали, что главный конструктор в литейном. Но в литейном оказался только начальник цеха, взъерошенный и красный, как после бани.

– Был, – отвечал он на вопрос Листопада, – был, весь вышел. А бог его знает, где он сейчас. Ой, орал!.. – У начальника цеха была на лице широкая, восхищенная улыбка, как будто ему было очень приятно, что главный конструктор орал на него. – Так орал, я думал – из него душа вон…

Листопад бегло взглянул, что делается в цехе: второй конвейер опять стоял, заливку производили на полу. Износилась лента, время делать капитальный ремонт.

– А это что? – спросил Листопад.

В сторонке, где было меньше хлама, две женщины, запорошенные пылью, с черными подглазницами, формовали что-то большое и замысловатое. Они делали это особенно тщательно, любовно ровняли землю, отходили, чтобы взглянуть на свою работу со стороны…

– Решетку делаем, – сказал начальник цеха. – Заказ горисполкома. Решетка для городского сада. Первый заказ на благоустройство, Александр Игнатьевич…

Главного конструктора Листопад догнал около старых мартенов. Главный конструктор выходил из цеха, окруженный инженерами. Тут были и сталевары, и главный энергетик, и начальник отдела механизации Чекалдин, мальчик с образованием техника, которого Листопад недавно выдвинул на руководящую работу. В стороне от них всех молчаливо держалась Нонна. На лице у нее было написано: «Ах, ну на что мы время тратим!..»

– Владимир Ипполитович, – сказал Листопад, здороваясь, – рад видеть вас на заводе.

– Я уже домой, домой, – сказал главный конструктор и маленькой сухой рукой отмахнулся от разговоров и дел. – Все видел, все сказал, до свиданья, товарищи, до свиданья… А вам, молодой человек, – сказал он Чекалдину, – советую подумать хорошенько над вашим планом. Фантазия у вас горячая, а обосновать не умеете. Опыта мало, опыта. – Чекалдин смотрел ему в глаза, краснея, серьезно и смущенно. – Но фантазируете вы недурно, – продолжал главный конструктор, – недурно! Я подумаю о том, что вы мне сказали, – великодушно пообещал он, и взгляд Чекалдина оживился, молодое широкое лицо озарилось простодушной доверчивой радостью. – Подумаю. Дней через десять позвоните Нонне Сергеевне…

– Я с вами, – сказал Листопад.

Он сел с главным конструктором на заднее сиденье, а рядом с шофером, спиной к Листопаду, села эта женщина, которую он терпеть не мог за ее чванный вид, – до того не мог терпеть, что даже не поздоровался с нею.

– Что, – спросил Листопад, – Чекалдин говорил вам о реконструкции литейных цехов? Я еще не смотрел его план; говорят, это сделано с темпераментом.

– Вряд ли этот план стоит первым вопросом в повестке дня, – отрезал главный конструктор. – Прежде чем реконструировать, надо очистить помещения. Всюду скрап, цеха обросли скрапом. – Он помолчал. – Конвейер отремонтировать не можем, а мечтаем о реконструкции. – Помолчал еще, пожевывая тонкими губами. – При мне заливали вторую печь, я велел проверить шихту – кремний и хром. В количествах недопустимых. Неудивительно, что бывает брак.

«Ну, что еще? – весело подумал Листопад. – Старик не до конца выговорился на заводе. Выговаривайся, что с тобой сделаешь. Срывай сердце».

– Очень мы еще далеки от совершенства.

Экие Америки открывает.

– Впрочем, – сказал главный конструктор, – ко мне это уже почти не имеет отношения.

Известное дело: сейчас скажет, что время на покой. Каждую встречу эти разговоры: в них – и ревность старости к молодости, и то смирение, которое паче гордости.

– Хочу предупредить вас, Александр Игнатьевич, что моя работа на заводе кончается в тот день, когда будет закончена война.

Уже и срок назначил.

– Вы напрасно отмалчиваетесь, Александр Игнатьевич. Вам следует подумать, кем меня заменить.

Нет у нас незаменимых. Каждому можно найти замену – для работы, но не для сердца. Вот – лежит сердце именно к этому старику, капризному, властному, вечно сующему нос туда, где его не спрашивают. Блеск ли таланта привлекает, или обаяние сильной воли, или то и другое вместе?.. Просто взял бы и не отпускал от себя. А как не отпустишь?..

Подъезжали к дому.

– Поговорим, – сказал Листопад.

Они сидят в жарко натопленном кабинете. Конструктор, чертивший что-то на большом столе у окна, при появлении директора деликатно удалился. Они вдвоем.

– Владимир Ипполитович, прежде всего: бросьте вы так близко принимать к сердцу то, что делается на заводе. Не так это все страшно, как вам кажется. Как-никак, за войну три ордена завод получил. Зря расстраиваетесь. Предоставьте мне расстраиваться. Ведь вы непосредственно на производстве не работаете года с двадцать шестого?..

– Вы хорошо помните мою биографию.

– Да я ее наизусть знаю. Я о вас все знаю, я ж вас как брильянт берегу – неужели не видите?

Все, что угодно говорить, подхалимничать, стелиться травкой, лишь бы старик оставил эту идею – уходить с завода.

– Что то было за производство, где вы работали, по сравнению с этим!

– Ну, знаете, – сказал главный конструктор, обидясь, – был прекрасный государственный завод на три тысячи рабочих – не таких, как у нас сейчас, а рабочих высокой квалификации.

– Потому что тогда был нэп и безработица, и вы могли подбирать кадры. И прекрасным ваш завод выглядел в те времена, сейчас вы на него и смотреть бы не стали.

Главный конструктор со скучающим видом передвигал детали, лежащие на столе.

– Подумаешь – скрап!.. Я вот вспоминаю зарю нашей индустриализации, первую пятилетку. Дорогие машины портили, брак