Они ушли, он лёг на диван, дождался, когда они позвонят, а потом неожиданно уснул. Проснулся, а за окном уж темным-темно.

Позвонил Оле.

– Докладываю, что я давно дома, а дочка у бабушки. Скучаю, даже печалюсь, пребывая в одиночестве, но что делать: такова моя горькая судьба.

– Ладно уж, не прибедняйтесь, господин Прибылой. Отдыхайте, пока возможность есть.

– У вас всё хорошо?

– Всё отлично! Женька только о тебе и говорит.

– А ты?

– Я думаю…

– Тогда отдыхайте от меня. Будем на связи. Целую!

Он не стал в этот раз сюсюкать – настроение было не то, а спокойно отключил телефон. Опять лёг на диван, но долго не пролежал, когда вспомнил о машине, подумал: «Ну, что она, беспризорная, стоит без пригляда в чужом дворе? Пойду, поставлю на место, так спокойнее будет, потому что в ближайшие дни никуда ехать не собираюсь». Для него нынешнее жильё было действительно непривычным, с жильцами не знаком. Это не на прежнем месте, где каждый знал, что красная BMW зятя Чернопута, и её обходили за километр. Поэтому, хочешь не хочешь, не торопясь оделся, прихватил костыль, добрался до машины и вскоре был в гараже. Его там знали, начали расспрашивать, когда вернулся с фронта, где воевал, предлагали выпить, но Семён отказался:

– Не обижайтесь, мужики, не хочется без второй ноги остаться!

Он немного поговорил с ними, вызвал такси и вскоре был дома. И теперь мог по-настоящему расслабиться, достал бутылку недопитого с Ольгой вина, налил полбокала и, слегка захмелев, долго лежал, обдумывая предстоящую жизнь.

Два дня он выходил из дома только за продуктами, а на третий неожиданно позвонил Безруков, с которым лежал в госпитале. Услышав знакомый голос, Семён удивился.

– Антон, ты что ли?

– Я-я…

– Когда прибыл?

– В субботу. Немного погулял и тебя вспомнил. Как дела?

– То на костыле прыгаю, то с тростью помаленьку хожу. А у тебя?

– Лучше, чем ожидалось. Думали, если помнишь, что сустав разбит, а он просто был сильно вывихнут, отёк с гематомой, ну и пулевое ранение – это само собой. Я же в ваше отделение-то неспроста попал, а после повторной операции. Когда ты выписался, делал лечебную физкультуру, разные прогревания. Но даже если бы ничего не делал, то всё равно зажило бы как на собаке.

– Слушай, чего по телефону языком молоть? Приезжай. Поговорим нормально.

– Пузырёк брать?

– Как без этого. Адрес мой у тебя должен быть.

– Да, есть…

– Тогда я картошку жарю!

Хотя Семён и рад был появлению Безрукова, но всё равно он свалился на голову неожиданно, когда мрачные мысли после случая с Виолкой ещё продолжали угнетать. Это сразу заметил Антон, когда появился. Они обнялись, а Антон немного отстранился, посмотрел на хозяина с расстояния:

– Чего такой невесёлый? Или не рад видеть?

– Потом, Антон, потом… Сейчас раздевайся, мой руки и за стол.

– Про руки ты хорошо сказал! Как мы их тщательно мыли в окопах, как увлажняли кремом из глины.

– Что было, то было.

Они выпили по первой, по второй – и начались воспоминания. Казалось, что готовы говорить бесконечно. Более говорил Антон. Почему-то в этот момент показалось, что он очень одинокий человек, хотя на фронте говорил, что у него есть родители, старший брат – полицейский, что они ждут его, особо подчеркнув это. А он тогда удивился, подумал: «Как могут родители не ждать сына с войны?! Это же естественно, что ждут. Так и должно быть!» Он тогда хотел спросить об этом, но не спросил, не смог и теперь. Зачем лезть в чужую душу без спроса.

Поинтересовался о Николае Пажиткове, однопалатнике: выписался ли, нет ли?

– С ним беда. Если помнишь, ему изготовили протез, он надел его, но и шага ступить не смог, слезу пустил. Успокоили, как могли: мол, дома в спокойной обстановке привыкнешь, научишься ходить, а он замкнулся, с таким настроением и выписался из госпиталя: на костылях, а протез в рюкзаке за спиной.

– Как-нибудь надо позвонить ему.

– Пока повремени. Пусть оглядится, мысли передумает, а сейчас бесполезно, сейчас он и говорить не будет… Ладно, а у тебя-то что? Чего такой смурной поначалу был?

– Не хочется об этом говорить…

– Тогда и не говори, а если хочется в чём-то покаяться – я пойму!

– Ну, ты сразу «покаяться»! На понт берёшь, у брата научился?

– А всё же?

– Погоди… – Семён взял телефон. Нашёл ролик с Виолкой. – Полюбуйся!

– Кто это? – спросил, Антон, особо не удивившись.

– Девочка – моя дочь, а голый педрила адвокат Померанцев – тёщин сожитель… Был сожителем, теперь в изоляторе закрыли. Теща пошла к стоматологу, а он к ребёнку прицепился, мразь. Задушил бы!

– Ты, конечно, ошарашил! Значит, пока отец воюет, а с его дочкой… – Он не договорил, хотел плюнуть, но лишь сжал кулак. – Ладно, разберёмся. Значит, фамилия его Померанцев?

– Да, Роман Померанцев, адвокат…

– Всё понял! Ничего не говори о нём по телефону, нигде и ни с кем более не упоминай эту фамилию. Забудь навсегда! Брат, думаю, поможет разобраться.

– Ладно, считай, что забыл. А у тебя-то что? Тоже ведь с тревогой на душе ходишь? Вижу же!

– Отец пьёт. Все нервы матери истрепал. Пока я работал, побаивался меня, а как я мобилизовался, совсем распустился!

– Даже и не знаю, чем помочь.

– Да и не поможешь. Ладно, скажи, когда к Толяну поедем?

– Оклемаюсь немного, начну без костыля ходить, тогда можно будет.

– Договорились, а теперь я буду собираться.

Прибылой проводил гостя до двери, когда Антон ушёл, подумал: «Почему нормальным мужикам всегда кто-нибудь жизнь отравляет?!»

53

Побывал Прибылой у хирурга, начал ходить на лечебные процедуры, в военкомате отметился в новом статусе, а на выходные смотался к Ольге, заглянул к родителям и успокоился. После недельных процедур даже пробовал гарцевать без трости, но пока такая ходьба напоминала пантомиму испуганного человека. Так что трость, как понял Семён, ещё долго будет нужна. Но трость – не костыль, не так сильно портит настроение и впечатление.

Мало-помалу приближался Новый год, и Семёну хотелось побывать на могилке у Толяна, потому что после будет сложнее вырваться, ибо договорился с Джоником Ашотовичем, что после новогодних праздников выйдет на работу. Пусть пока не до конца восстановился, но прыгать и скакать ему не требуется. Созвонился с Антоном, спросил о планах, тот позвонил отцу Кочнева и поставил перед фактом: в ближайшую субботу можно съездить, если устроит. Семёна это не устраивало, потому что в пятницу надо мчаться к Ольге и очень не