— Ты постилась, когда предсказала мне путь на Северный полюс и в Африку? Постилась, когда увидела во сне простреленный пулей подсолнух и предсказала войну с Украиной? Как ты меня увидала? Почему выбрала для своих предсказаний?

— Однажды я вышла на берег озера Светлояр. Небольшое, круглое, окружено лесом. Оно святое. В него скрылся град Китеж, когда татары окружили город и хотели сжечь. Град Китеж укрылся в озере и ждёт часа, когда случится чудо, и он будет явлен во всей красе своих золотых куполов, белых палат, звенящих колоколов. Град Китеж — это русский рай, русское Величие. Я сидела на берегу, смотрела на тихую воду. Вдруг подул ветер, вода заволновалась, и на ней возникло твоё лицо. Я узнала тебя, когда увидела в приёмной Светоча. Твой лик появился на воде и исчез. И я поняла, что ты обретешь Величие, и я буду рядом с тобой.

Лемнер чувствовал таинственность мира. Рядом была женщина, управлявшая его судьбой. Он вручил ей свою судьбу, верил в её ясновидение, в колдовские умения, в её любовь. Он верил ей неоглядно. Было легко отречься от собственной воли и вручить свою волю ей, зная, что она, любящая и любимая, воспользуется своей властью над ним не во вред, а во благо.

— Что меня ждёт на пути к Величию?

— Ждёт война, жестокая, священная. В этой войне России не помогут танки, ракеты, подводные лодки. Только Господь. Ты возьмёшь с собой на войну тех, кто угоден Господу.

— Как я узнаю, кто угоден Господу?

— Почитай Евангелие. Богу угоден разбойник благоразумный, душегуб, который на кресте уверовал и спасся. Богу угоден слепец, который уверовал и прозрел. Богу угодна грешница и распутница Магдалина, которая раскаялась и стала святой. Богу угодны дети, ибо о них он сказал апостолам: «Будьте, как дети». С ними пойдёшь в бой и одолеешь.

За окном сыпал снег. Пахло апельсином. Висело на стуле разорванное синее платье. Лемнер обнимал Лану. Она спала у него на плече.

Глава двадцать пятая

Лемнер и начальник штаба Вава формировали корпус «Пушкин», готовились к отправке на фронт. Приходили эшелоны с танками, на их новой, не тронутой «Джавелинами» броне рисовали профиль Пушкина. Из военкоматов прибывали новобранцы, их учили бою в условиях города, а также разучивали романс на стихи Пушкина: «Я помню чудное мгновенье».

— Вава, мне было предсказано, что мы победим, если в наших рядах будут угодные Богу. Угодны Богу разбойник, слепец, блудница, непорочные дети. Что бы это значило, Вава?

— Командир, лучше бы ты оставил ту бабу под ёлкой.

— Вава, не говори плохо об этой женщине, а то станешь неугодным Богу.

— Половина России состоит из разбойников. Они сидят по тюрьмам без дела. Записывай их в корпус «Пушкин». В Обществе слепых все узрели Бога, все снайперы Божьи. Берём на фронт. С блудницами проще. Если эскорту проституток выдать бронежилеты и сказать, что за линией фронта их ждут мужики, они будут неудержимы. В школах вводится военное дело. Спецназ из детей, которые прибежали в избу и второпях зовут Отца небесного: «Тятя, тятя, наши сети!» — такому спецназу позавидует любая армия. Командир, я займусь танками и беспилотниками, а ты формируй батальоны из проституток и угодников! — так Вава истолковал предсказания Ланы, и Лемнер в который раз изумился его проницательности.

Тюрьма пожизненно заключённых «Чёрный дельфин» находилась под Оренбургом. Тюремное начальство, стремясь опоэтизировать своё мрачное ремесло, воздвигло перед входом в тюрьму скульптуру дельфина, блестящую, как из чёрного стекла. Лемнера встретил начальник тюрьмы, тяжеловесный полковник, и повёл сквозь бесчисленные турникеты, электронные системы, пропускные пункты, лязгающие замки. Вокруг Лемнера скрежетало, чавкало, мерцало едкими огоньками, и он подумал, что проходит врата ада. Огромный тюремный двор был наглухо окружён тёмными корпусами со множеством зарешёченных окон. Стояли контейнеры с мусором. Прячась за эти контейнеры, метнулись лёгкие тени, выглядывали глаза запуганных зверьков.

Лемнера вели коридором тюрьмы. Гулко, бессловесно рыкнула команда. Лемнер заглядывал в глазки камер. Видел железные клетки, спины заключённых, расставленные ноги, поднятые руки с растопыренными пальцами.

В этих одинаковых позах было послушание сломленных, подвергаемых дрессировке людей.

Одна из камер открылась. Громадный охранник вывел человека в серой робе, нагнул его до земли, заломил скованные руки и повёл. Тот ковылял, уродливо переставляя ноги, выгнув костлявую спину. Лемнер увидел глаза исподлобья, полные ужаса.

— Будете беседовать, не приближайтесь, — предупредил полковник. — Опасно для жизни. Руки заключённого в наручниках, но могут убить ногой.

Комната, куда привели Лемнера, была той же камерой. Стены в грязно-зелёной краске, два привинченных к полу железных стула. Под потолком лампа в стальной решетке. Глазок в дверях. Лемнер сел, чувствуя мертвящую силу стен, построенных и покрашенных так, чтобы среди них никогда не появлялся намёк на радость.

Охранник ввёл в комнату согбенного человека, похожего на ползающего жука. Рывком распрямил, усадил на стул, вышел из комнаты. В стеклянном зрачке угадывался его глаз.

Человек и Лемнер сидели напротив друг друга. На серой робе светлела пришитая бирка с номером. Под грубой тканью торчали тощие плечи, на жилистой шее ходил кадык. В лицо въелась серая железная пыль. В глубоких глазницах дрожали чёрные, ждущие насилия глаза. Лемнер улавливал исходящий от человека чуть слышный запах тления, словно человек был мёртв и начинал разлагаться. Они смотрели молча один на другого.

— Как зовут? — спросил Лемнер, глядя на бирку с номером.

Человек молчал, стараясь угадать, какое ужасное испытание ему уготовано.

— Спрашиваю, как зовут?

— Славников Фёдор Иванович, — голос человека был скрипучий (так скрипят плохо смазанные дверные петли).

— За что сидишь?

Человек молчал, ожидая начала мучений.

— Спрашиваю, за что сидишь?

— За людоедство, — человек двинул кадыком, словно сглотнул слюну.

— Съел человека?

— Да.

— Всего съел?

— Только часть.

— Вкусно? — Лемнеру стало смешно. Он вспомнил Африку, где тщетно искал людоедов, а они обитали в России.

Человек, увидев ухмылку Лемнера, понял, что мучений не будет. Распрямился, покачал плечами, пошевелил за спиной скованными руками.

— Расскажи, как стал людоедом? — Лемнер испытал интерес к человеку, одержимому адской страстью. Той, что, быть может, таится и в Лемнере, но, подавленная, не находит выхода. — Расскажи, как тебя угораздило?