Вы приближались к линии фронта и задержались у растерзанных украинских трупов. Вы были слишком чувствительны, но заставили себя смотреть на изуродованных мертвецов. Повстречали раненого комбата. Вам стало страшно идти в посёлок, где был разгромлен батальон. Но вы подавили страх. Ночью вы сидели в окопах и задушевно говорили с солдатами. Это была отеческая забота командира о подчиненных, но она не спасла их жизни. К вам в беседку явился кот, и вы приняли его за свою смерть. Это и была ваша смерть, но вы уступили её вашим солдатам. Так поступают все полководцы. Вы загнали танк в дом, и вам было жаль хрустальной люстры, детских кубиков, ковра на стене. Но вы превозмогли жалость, разрушив дом, спасли танк, ваше оружие. Вы стреляли из пулемёта по беспилотнику. Негоже поддаваться необдуманному азарту. Во время обстрела вы проявили минутное малодушие и хотели покинуть позицию. Но когда появились украинские танки, вы бесстрашно вступили в бой. В лесополосе вы участвовали в рукопашной наравне со своими бойцами. Это в традиции русских офицеров. Вы пристрелили фашиста из батальона «Азов», и ваша бабушка Сара Зиновьевна может вами гордиться. Когда началось наступление украинских танков, и ваше подразделение охватила паника, вы поступили, как герой. Кинулись на танки с золотым пистолетом. Вас выносил из боя друг, кругом горели хлеба, вы тонули в реке. Мы с Президентом волновались за вас. Президент позвонил Патриарху, и тот велел всем монастырям молиться о вашем избавлении. И вы спаслись. Президент сказал: «Вот тот, кого мы искали. Он возглавит армию. Армия пойдёт за ним и победит»! — Светоч говорил холодно. Острый луч жалил Лемнера сквозь одежду. Казалось, Светоч лазерным жалом рисует на его теле батальные сцены.
— Мне лестно, что мой скромный вклад так высоко оценён Леонидом Леонидовичем, — Лемнер ждал, что вслед за этим вступлением последует грозное продолжение. — Я безгранично предан Президенту. По его приказу русская армия дойдет до Киева, Варшавы, Парижа, Лондона. Русский солдат и русский Президент — неодолимая сила! — Лемнер присягал на верность Президенту, но тут же спохватился: — Когда у Президента такие блистательные помощники, как вы, Антон Ростиславович.
— Вы будете командовать армейской группировкой, — Светоч казался равнодушным к лести. — У вас будут танки, транспортёры, ракетные системы, армейская авиация, космическая разведка. Вам надлежит переломить ситуацию на фронте. Но прежде вы разгромите внутреннего врага. В этом видит ваше предназначение Президент Леонид Леонидович Троевидов.
— Кто этот внутренний враг? — Лемнер знал, кого Светоч считает врагом, но лукавил, выведывал замысел придворного стратега. — Неужели у нашего Президента, несомненного лидера России, есть внутренний враг?
— Вы только что с ним беседовали. И весьма любезно, — Светоч через весь зал навёл искусственный глаз на Чулаки. Глаз вращался в глазнице. Вращением управляла система наведения, вероятно, космическая. Чулаки попал в прицел и вздрогнул. Искал причину ожога. Но Светоч отвёл глаз. Луч скользил по мраморной плите, где славилась батарея Семёновского полка, и золотая надпись горела. — Нужно вырвать клык, который Европа вонзила в русское тело. Чулаки и его извращенцы — клыки, рвущие русское горло. Вам надлежит вырвать клыки. Я бы мог арестовать их немедленно, но не хочу омрачать торжество вашего награждения.
Лемнер всё глубже погружался в заговор, до конца не понимая, в какой. Заговор, в который он погружался, состоял из трёх заговоров, а те ещё из трёх. Была анфилада заговоров. Заговоры множились, плодились, как лесные грибы. Одни возникали на глазах, как после дождя. Другие проступали медленно, неохотно, созревая на глубоких грибницах. Третьи приходили из прошлого, засеянного дремлющими спорами. Заговоры сражались друг с другом, сливались, распадались на множество микроскопических заговоров. Вся русская история была засеяна заговорами. Лемнер был заговорщик, с помощью заговоров управлял русской историей.
— Но в чём вина Чулаки и его приспешников? — Лемнер боялся, что Светочу известны его тайные встречи с Чулаки, членство в ордене России Мнимой. — Мне казалось, что Чулаки, невзирая на некоторые странности, полезен России.
Изуродованное лицо Светоча закипело. Ожоги пузырились, надрезы сочились кровью. Застывшая лава расплавилась и превращалась в жижу. Лицо начинало сползать, и Лемнер боялся, что покажется костяная челюсть со вставными зубами.
— Чулаки — резидент американской разведки. Управляет сетью, заложенной им в министерствах, в Администрации Президента, в университетской и культурной среде. Он извещает врага о наших стратегических планах. Ректор Высшей школы экономики Лео — агент английской разведки. Передает англичанам чертежи наших подводных лодок. Публицист Формер — агент французской разведки, сообщает врагу расположение секретных резиденций Президента. Режиссёр Серебряковский — агент итальянской разведки, использует магическую эстетику итальянского театра дель арте, чтобы вербовать именитых персон, посещающих его спектакль. Театралы среди генералов, ядерных физиков, вирусологов стали работать на итальянскую разведку. Вице-премьер Аполинарьев — украинский агент, тормозит производство беспилотников, поставляет некачественную сталь для бронежилетов. Все они будут уничтожены.
— Но зачем откладывать? Не бойтесь омрачить моё торжество. Для меня высшим торжеством будет уничтожение врагов Президента!
— Не станем торопиться, — кипящее лицо Светоча стало остывать. Съехавшие части вернулись на место. — Очень скоро Чулаки себя обнаружит. Выведет на улицы толпу, затеет погромы, пойдёт на Кремль. Вы поднимете формирование «Пушкин» и их разгромите. Мы арестуем агентов и устроим народный суд. На открытых процессах они сознаются в преступлениях. Мы покажем народу плёнки, которые вы добыли. Народ ужаснётся. Потребует казнить извращенцев, убийц и изменников.
— Так вот о чём вы думали, Антон Ростиславович, когда давали мне щекотливые поручения! Восхищаюсь вашей прозорливости!
— Мы очистим Россию от западной нечисти, — Светоч повернул в глазнице кристалл. Нацелил на Ивана Артаковича. Тот смешил даму-депутата, похожую на картофельный клубень. Она вставала на цыпочки, желая дотянуться до щеки Ивана Артаковича похожим на присоску ротиком. — Всю, всю нечисть! — повторил Светоч, включая в число нечистых даму-депутата. — Мы совершим «Очищение топором». И тогда Президент Троевидов начнёт претворять свой великий проект «Россия Дивная»!
В Георгиевском зал вдруг стало светлее. В глазнице Светоча сиял бриллиант.
В своём кружении по Георгиевскому залу, принимая поздравления генералов, дипломатов, министров, Лемнер причалил к Ивану Артаковичу Сюрлёнису. Тот отпустил хохочущую даму-депутата и обнял Лемнера. Его порыв был искренний и сердечный. Но возникло чувство опасности. На Иване Артаковиче был синий галстук, того же цвета, что и попугай. Иван Артакович был опаснее Чулаки и Светоча. От него веяло тухлым сквознячком старинных подземелий со множеством прикованных к стенам скелетов.
— Вы герой, мой друг, истинный герой! Андрей Болконский наших дней! Я сделал всё, чтобы ваш подвиг стал известен народу. Предложил художнику Шилову запечатлеть ваш бросок на танк с золотым пистолетом. Подсказал литератору Войскому сюжет поэмы
