— Вава, целую тебя! — Лемнер видел, как из люка подбитой машины выпадают танкисты. Уцелевший танк стал разворачиваться, подставляя борт под выстрел. Но Вава промахивался, кудрявил вокруг танка воздух. Танк убегал, выбрасывая за кормой фонтаны земли. Солдаты повернули и убегали за танком. Лемнер жал к кадыку тангенту.

— Я «Пригожий! «Косой»! «Лошак»! «Лютый»! На бэтээры! Догнать хохлатых!

На броню прыгали бойцы, прилипали к стальным ромбам.

— Я «Пригожий»! Вперёд! — командовал Лемнер. Бэтээр узко, длинно выскользнул из посёлка, ринулся в поле. Другие два бэтээра по-змеиному скользнули следом.

Мчались в пшеничном поле. Колосья осыпали бэтээры зерном. Украинский танк ушёл в посадку и удалялся, ломая деревья. Пехота укрылась в зарослях.

— Я «Пригожий»! За мной!

Бэтээры вломились в посадку, ударяли бронёй в стволы. Пулемёты секли вслепую, дырявя деревья. Шёл листопад. На убитых падали жёлтые кленовые звёзды, как посмертные награды.

Из кустов било пламя. Лемнер продирался сквозь чёрный куст с белыми пухлыми ягодами.

— Я — «Пригожий»!

Пролетела граната. Он успел нырнуть за толстое дерево, слышал, как осколки шмякнули в древесную мякоть.

— Я — «Пригожий»!

Впереди из куста встал солдат. Узкие глаза, жёлтое, как у китайца, лицо. Лемнер хлестнул очередью, промахнулся, срезал верхушку куста.

— Я — «Пригожий»!

Рядом сцепились двое, кувыркались, распадались и снова схватывались. Один добивал другого, взмахивал ножом, ударяя в лежащего. Лемнер промчался мимо, не успев разглядеть шеврон на рукаве победителя.

Кругом стучало, хрустело, орало. Падали и поднимались, сталкивались и разбегались, и снова впивались друг в друга.

На Лемнера сквозь кусты шёл пятнистый верзила, переставлял бутсы, стрелял в упор. Лемнеру казалось, что пули в него попадают, но он не чувствовал боли. Автомат в руках верзилы пульсировал огненными лепестками. Лемнер видел, как в крике блестят у верзилы зубы, на небритом лице дико гуляют желваки. Лемнер целил в близкое оскаленное лицо, но автомат молчал. Они набегали один на другого, занося приклады не стреляющих автоматов. Верзила мощью огромных хрустнувших лап ударил прикладом. Лемнер выставил автомат. Удар опрокинул наземь. Лемнер упал, а верзила встал над ним, раздвинув ноги, взмахнул автоматом, готовясь опустить оббитый железом приклад. Последним предсмертным рывком Лемнер выхватил золотой пистолет и выстрелил снизу вверх. Пробил верзиле пах, желудок. Верзила покачался и рухнул. Открылась бледная синь неба с золотой вершиной, из которой тихо сыпались листья. Лемнер обессилел, не мог подняться. Сидел рядом с убитым, глядя на шеврон с трезубцем.

Бой стих. Рычал поблизости подоспевший танк. Вава в танковом шлеме понукал бойцов, заставляя окапываться:

— Рой окоп, чтоб не рыть могилу!

Раненых бинтовали. На бинтах проступала кровь, будто под марлей раздавили красную ягоду. Снесли убитых. Их было трое. Лемнер смотрел в открытые, полные смертных слёз глаза, на пальцы в царапинах. Узнавал тех троих, с кем накануне в ночи вёл разговоры. Ступенко, что боялся получить пулю от русского Петрова. Тот, что нюхал цветок хризантемы, вспоминая, как пахнут подмышки африканок. Тот, что спрашивал о чёрном Боге. Все лежали бок о бок, усыпанные листвой. Лемнер вяло подумал, что это он послал им смерть с чёрным котом. Он прогнал эту мысль. Множество совпадений окружало его, но он был бессилен их объяснить.

— Командир, смотри какой крендель! — Вава толкал автоматом пленного. Тот был косолап, с косматыми бровями, затравленным волчьим взглядом. Из ноздрей сочилась красная слизь. Рукав на пятнистой рубахе был оторван. На белой мускулистой руке чернела татуировка. Длинная змея несколько раз обвивала руку и у запястья скалила клыкастую пасть.

— Куда его, командир? В тыл или кокнуть?

Пленный топтался, водил глазами, в которых загоралась и гасла злая искра.

— А ну, сними рубаху! — приказал Лемнер. — Снимай, говорю, рубаху!

Вава больно ткнул его автоматом. Пленный стал расстёгивать рубаху от горла к животу. Лемнер следил, как толстые пальцы неохотно толкают пуговицы в петли.

— Шевелись, хохлатый! — торопил Вава.

Пленный стянул рубаху, и обнажилось мускулистое незагорелое тело в тёмных наколках. Кресты, свастики, орлы, мечи, земноводные, пернатые, черепа. Казалось, демонические сущности гнездились в глубинах тела и проступили мрачными пятнами.

— Да с тебя шкуру снять и ковриков наделать! — изумлялся Вава.

Лемнер рассматривал мрачный орнамент, и в нём начинала глухо ныть больная еврейская память. Хотелось спрятаться от крестов, пауков и клювов. Наброситься и соскабливать скребком этот страшный орнамент, сдирая кожу до костей с толсторукого, узколобого пленника. Тот побывал в жутких подземельях и вынес на свет демонические знаки.

Лемнер поднял с земли веточку, подошёл к пленному. Тронул прутиком чёрного, с раскрытыми крыльями, беркута.

— Это кто?

Пленный скосил глаза на грудь, просипел:

— Дух неба.

— А это? — Лемнер ткнул прутиком в черепаху.

— Дух земли.

— А это? — прутик коснулся зубастой рыбы.

— Дух воды.

— А это? — Лемнер веточкой обвёл свастику. Грудь пленного содрогнулась, и свастика ожила. — Это что?

— Дух войны.

— А сам ты кто?

Пленный поднял на Лемнера ненавидящие глаза.

— Я дух.

— Бессмертный?

— Бессмертный.

Лемнер вспомнил ночной сон, бабушку Сару Зиновьевну. Она лежит голая в холодной ванне. Он поддевает под спину бабушки руки. Её худые лопатки вздрагивают. И в ней такая тоска вековечных еврейских страхов, слёз и гонений. Стая чёрных демонов облепила голое тело и летела с этого тела на Лемнера, била, клевала, жалила. Секла мечами, жгла раскалёнными крестами.

Лемнер, заслоняясь локтём от налетающих демонов, поднял золотой пистолет, приставил к узкому, в кожаных складках, лбу пленного и выстрелил. Тяжёлая пуля прошила череп и ударила в дерево. Пленный подогнул колени, присел и свалился на бок. С дерева полетела листва.

— Не дух, а падаль! — пробормотал Вава. Лемнер отошёл, чувствуя страшную пустоту, будто демоны выпили его жизнь.

Ему хотелось унестись из этой безвестной лесной полосы, посаженной заботливыми руками для сбережения урожаев. Теперь среди расщеплённых деревьев солдаты рыли траншеи, лежали носами вверх убитые, голое тело, покрытое крестами, мечами и свастиками, уткнулось лицом в землю. И на голую спину с перепончатым драконом упало несколько жёлтых листьев.

Лемнер искал, где бы прилечь, но истошный голос Вавы возопил:

— Танки! К бою!

Танки шли через поле от соседней полосы, выползая из деревьев. Один, другой, четвёртый, шестой. Шесть танков чернели на рыжем поле. За ними змеились транспортёры с бугорками пехоты.

— Вава, где «коробка»? — Лемнер смотрел на тупое приближение танков. Это были демоны, слетевшие с мёртвого тела. Лемнер, застрелив пленника, спугнул их стаю. Они сорвались с мёртвой кожи и летели на Лемнера. От них не укрыться. Они преследовали его мать и отца, тихих московских евреев. Преследовали бабушку Сару Зиновьевну, пережившую ужас