— Если хочешь посмотреть настоящее искусство, тебе надо в Русский музей или Эрмитаж…
— Я там был. Там мертвое искусство.
— А тут живое?
— И тут мертвое. Мертвое, с помпой похороненное, а затем в довесок еще и эксгумированное.
Мир мертвых. Мы населяем его без права на жизнь живых.
— Тогда зачем вообще ходить на выставки?
— А незачем. Просто так.
— Просто так?
— Именно. В этом мире все просто так. Никакого смысла.
Я с ним согласен. Получается, что все наши поступки бессмысленны. Эта простая мысль снова и снова посещает меня, и я снова и снова констатирую тот факт, что это единственно верная мысль. И все-таки зачем-то мы все это делаем?
— Хочешь сказать, лучше бы я дома сидел, чем тратил время на этот бессмысленный поход?
— Черт его знает. Может, и так.
— Тогда я пойду…
— Ну, пиво-то со мной допей… Пожалуйста!..
В мире тотальной бессмысленности мы больше всего боимся одиночества. Остаться один на один с этим пустым мертвым миром — это хуже смерти. Потому что в смерти ты теряешь лишь жизнь — и только ее. В пустоте же ты теряешь все — даже свою смерть.
— Хорошо. Только скажи мне, зачем ты наушники спер?
— Чисто из практических целей. Наушники-то хорошие, а используют их в каком-то второсортном аттракционе. Лучше я посредством них теперь буду музыку слушать.
— А такими высокими мотивами прикрывал свои вполне себе меркантильные интересы…
— Это ради красного словца, не более того…
Не более того… Вот именно. Все вокруг, включая и выставку, и лофт, в котором она проводилась, и — если брать шире — весь этот город, и мир — ради красного словца и не более… Это неизменный закон жизни в мире победившего постмодернизма.
— Как-то все это грустно…
— Возможно. Все слишком мелко и предсказуемо — ты это имеешь в виду?
— И это тоже. Во всем угадываются утилитарные цели и точный расчет.
— По мере своего развития объективная реальность утрачивает фантазию, теряя и способность разнообразить саму себя.
— Поэтому мне очень хочется домой…
Пиво допито, мы прощаемся. Олег идет гулять по городу дальше, я спешу к станции метрополитена. На всякий случай я предостерегаю его от дальнейшего употребления алкоголя, намекая на то, что это может привести к плачевным последствиям, хотя прекрасно знаю — и это знает и сам Олег — что такие предостережения никогда никого не останавливали, а предсказуемые последствия неминуемо замаячат перед самым носом и будут маячить до тех пор, пока не воплотятся наяву.
Спускаясь на эскалаторе, я думаю о пустоте. Пустота поглощает мир. Наполняет его отсутствием смысла. Воспроизводит бессмысленные события, создает иллюзорные и, в общем-то, никчемные цели. Пустота убила искусство, пустота подменила собой реальность. И мы — лишь куклы, подвешенные на нитях собственных нервов в этой Пустоте.
Испытание Пустотой
Пустота мертворожденных идей. Пустота безыдейной обыденности. Песок на ступенях, образующий маленькие вихри под натиском ветра. Пустота внешнего мира, медленно становящаяся пустотой внутренней. Тонущий в мареве горизонт, погружающееся в море крови кровавое же солнце. Внутренняя пустота, постулирующая пустоту внешнюю.
— Ты далеко зашел…
— Да, и я не собираюсь останавливаться.
— Посмотрим.
Жрец-хранитель стоит на ступенях, загораживая собой проход внутрь Зиккурата. Не все так просто, даже уготованные тебе дары не даются в руки сами собой.
— Тебе предстоит испытание, если хочешь идти дальше.
— Какое?
— Испытание Пустотой.
— И в чем оно заключается?..
Ответа не будет, не жди. Пустота не порождает ответов, лишь забирает и поглощает их. Впрочем, закономерно в Пустоте ты не услышишь и вопросов. Жрец-хранитель исчезает, а вслед за ним исчезает и Зиккурат, и алая каша горизонта, и светило, и город, застывший внизу, и моя тень, и, кажется, я сам растворяюсь в пространстве, чтобы навеки стать ничем — Пустотой, растворяющей время и пространство.
В Пустоте ничего нет — кажется, это простая и понятная мысль. И тем не менее Пустота сложна по своей структуре. Она воплощает в себе отсутствие тел, идей, вещей и энергии. Она подразумевает отсутствие великого множества — и это множество приходится держать в голове, чтобы не сойти с ума.
В Пустоте я осознаю, что мой побег или мой поход — какая разница? — напрочь лишен какого-либо смысла. Ведь бежать не от чего и идти некуда. Все мои цели и мотивации — плод моего же воображения. На самом деле ничего этого нет. Ни эпидемии, ни Зиккурата, ни загадок, ни разгадок. Есть Пустота, в которой какой-то ее наделенный сознанием кусок, ее искрящаяся частица, внезапно осознала себя чем-то большим, чем просто частица, и придумала структуру, и задала свое место в ней. Создала антураж и привязки. Написала сценарий, и теперь действие за действием, акт за актом разыгрывает его.
И тогда тебе незачем куда-то бежать. Проникать вглубь лабиринта. Распутывать клубок. Потому что все это — лишь перверсии Пустоты. И ничего этого нет на самом деле.
— И тем не менее…
— Что?
— Если я мыслю, если я осознаю себя, значит, я уже отличим от Пустоты, значит, я могу материализоваться…
— И что?
— Будучи материальным, я могу создавать нематериальное, например, иллюзии…
— Иллюзии — это вариации Пустоты.
— Именно.
Мы далеки от своих идеалов. Или наши идеалы далеки от нас. Мы создаем призраки, иллюзии, чтобы слиться с Пустотой. Но сливаясь с ней, мы испытываем Страх, потому что такое слияние чревато для нас развоплощением. Потерей ориентиров. Духовным распадом.
Человек обречен быть в вечном поиске, иначе он — воплощенная Пустота. Ты можешь создать что-то конечное? Тогда тебе нечего делать в этих мирах, уходи отсюда.
Только борьба живого ума, созидательная фантазия позволяет преодолеть Пустоту. Наполнить мир образами и их отпечатками.
— Твой ответ?
— Я хочу искать.
— Тогда иди.
Испытание пройдено, и я медленно иду вглубь темных зал, освещенных тусклым факельным светом.
Разочарование — Песнь 6. Куплет 3
Двигаясь по кругу, мы заставляем двигаться по той же траектории и весь окружающий нас мир. А может, наоборот, что, впрочем, неважно. Важно то, что круг за кругом мы как будто приближаемся к раскрытию самой главной тайны бытия, а на самом деле — лишь отдаляемся.
В октябре стало понятно, что история тоже движется по кругу, причем круг этот потрясающе предсказуем, а оттого, как это ни парадоксально, еще более запутан, словно лабиринт, в котором все мы погрязли.
Я окончательно убедился, что работа, которой я посвятил несколько предыдущих лет, совершенно мне неинтересна, жизнь, которую я с вдохновением пытался выстраивать, бесперспективна, поколение менеджеров и хипстеров — последний гвоздь в крышке гроба истории, а политический тандем, оккупировавший все пространство отечественной политики, никуда из этого пространства волшебным образом не денется, приговорив его к унылому однообразию и вечному движению по кругу.
Надежды умирали, не имея никакой возможности реализоваться. Их трагическая кончина оставляла в душе смутный осадок, печальную горечь мертвых времен.
Что характерно, похожие настроения захватили почти всю активную часть общества, насколько я мог судить из краткого обзора новостных лент или общения в социальных сетях.
Ветер дул с моря, внося холодную резкую свежесть в застоявшийся октябрьский воздух. Запах октября — запах отчаяния, пришедшего вслед за разочарованием. В нем сгустилась атмосфера тоски по ушедшему, кажется, навсегда лету, предчувствие продолжительной однообразной русской зимы.
Мелкие песчинки под напором ветра сбивались с места и скользили по поверхности, взмывая в воздух, попадая на одежду и кожу. Отмахиваясь от них, мы предавались безмолвному созерцанию.
Молчание нарушил Стас. Загребая песок в ладонь и высыпая его тонкой струйкой обратно — на землю, он сказал:
— Надо было назвать этот город Песок и Пепел.
— Почему? — спросил я.
Стас пожал плечами.
— Все такое же хрупкое и невесомое, временное и бессмысленное. Песок и Пепел.
Это высказывание соответствовало духу этой осени, духу царившего на пляже безмолвия, потерянности мира, движущегося по кругу и уставшего от этого самого круга. Сигареты в наших руках медленно тлели, словно жизнь, лишенная смысла, пепел падал вниз, на песок.
Сестрорецк, пляж. В выходные мы выбрались сюда, чтобы похоронить лето. Побыть в обезлюдевшем краю, почувствовать дыхание осени, равнодушие волн, накатывающих на берег.
Пляж осенью — полная противоположность пляжу летом. Лишенный радостной праздности июльского полдня и навеянной отпуском людской беззаботности,
