Я посмотрел на очертания Города вдалеке, теряющиеся в туманной дымке, лежащей над гладью залива. Песок и Пепел.

— Пожалуй, ты прав, — сказал я Стасу. И засмеялся.

Засмеялся и Стас. Это был смех отчаяния и силы. Смех осознания и нежелания легко сдаваться. Смех некоторой отстраненной возвышенности.

Я затянулся сигаретой, а затем потушил ее в песке. Пустота морского простора вибрировала впереди накатывающимися друг на друга волнами, мелкой рябью воды и отразившихся в ней облаков.

— Ты работу поменял? — спросил я Стаса.

— Ага, — ответил он.

— Почему?

Стас потушил свою сигарету.

— Надоело.

— Думаешь, новая работа будет лучше?

— Вряд ли…

Дальше он мог не рассказывать. Труднее всего обнаружить какую-нибудь мотивацию там, где ее вовсе нет. Мы ищем новые места, бросаемся из крайности в крайность, а в итоге получаем то же, отчего только что ушли.

Я подумал о своей работе. У меня тоже возникали мысли бросить ее. Но каждый раз я находил аргументы, чтобы остаться. В конце концов, главным аргументом было то, что ничего изменить невозможно: на любом другом месте ты будешь обречен выполнять точно такую же унылую, однообразную работу, разве что, может, поменяется название твоей должности. Например, менеджер по продажам превратится в менеджера по рекламе, или менеджер по закупкам чудесным образом станет вдруг менеджером по работе с клиентами.

Единственный выход — бежать. Покинуть этот лабиринт и выбираться на простор. Куда и как — не имеет значения. Любыми средствами, прочь, сбивая ноги и сдирая ногти.

Так поступила Юля — моя коллега и, по странному стечению обстоятельств, еще и любовница. Месяц назад она внезапно собралась, уволилась по собственному желанию и вернулась домой — в Минск.

Не знаю точно, что конкретно мотивировало ее больше: осознание тупика и невозможности дальнейшего развития вкупе с крахом девичьей мечты о принце на белом коне или же наши запутанные отношения, так и не нашедшие удобной для нее развязки. В последнем случае я могу сказать только одно: приручить меня у нее не получилось, да и вряд ли такой исход был возможен изначально — слишком уж много противоречий скопилось во мне самом. Для меня все это время она была просто любовницей, еще, возможно, человеком, с которым иногда можно поговорить по душам, но не более того. Наверное, подспудно она это осознавала, но, как любая женщина, все равно хотела быть чьей-то; я же не мог ее взять, потому как тонущему в море не с руки отягощать себя каким бы то ни было дополнительным грузом.

Так или иначе — ее не стало, и я удивился смелости ее поступка. То, что, наверное, надлежало сделать мне, сделала она — и сделала весьма лихо, оставив меня осмыслять произошедшее, не имея уже никакой возможности исправить…

— Хорошо, что тут никого нет, — вторгся в мои мысли Стас, — не люблю скопления людей.

Пляж действительно был пустынен и безмолвен, только ветер и волны создавали какую-то видимость жизни. Я посмотрел в сторону одиноких выцветших навесов от солнца, выполненных в форме шляпок грибов, в сторону пустующих кабинок для переодевания — в ответ на меня глянула Пустота.

— Да уж… не говори.

— Прохладно только…

— Ага.

Мы почти синхронно достали еще по сигарете, закурили. С моря потянуло сыростью, воздух наполнился запахом дождя. Осень полноправно царствовала на земле, на воде и в небе. У горизонта легли лиловые тучи, как воплощение затаенной угрозы.

— У тебя есть цель в жизни? — спросил я Стаса.

— Нет. А она вообще нужна?

— Не знаю. В школе учили, что нужна.

— Видимо, я не ходил на этот урок.

— Видимо, я — тоже.

Цели всегда призрачны, потому что человек не знает совершенства. Нам не дано заработать всех денег, раскрыть все тайны, получить власть над всей планетой; наши успехи носят локальный и, к сожалению, временный характер, о каких целях тогда может идти речь? И тем не менее с детства нам прививают мысль о том, что каждый человек должен иметь хоть какую-то цель в жизни. В итоге мы оказываемся вынуждены придумывать себе красивую иллюзию, лелеять и пестовать ее, бережно хранить от посягательств врагов, идти к ней запутанным лабиринтом, убивать и быть убитыми, а на выходе не получаем ничего. Возникшее из Пустоты — Пустотой по своей сути и остается.

— Может, тоже работу поменять?

— Попробуй.

— А если вообще уехать отсюда?

— Куда?

— Да черт его знает…

— В том-то и дело…

Размышлять можно бесконечно. Вот Юля взяла — и уехала. А я останусь, почти наверняка. Буду и дальше плутать в своем лабиринте, это неизбежно — как, например, наступление осени.

Внезапно вспомнился рассказ Стаса о том, как он ездил на кастинг «Дома-2». Стало смешно. Искусственное шоу об искусственных чувствах, жупел для одних и увлекательное зрелище для миллионов других. Суррогат реальности. И тем не менее — кто-то расценивает его как шанс… Наверное, они имеют на это право. Действительно — чем реальность телевизионного шоу искусственнее той иллюзии, которую мы по ошибке именуем настоящей жизнью?

Я загреб ладонью песок, принялся ссыпать его в одну кучку. Стас в это время занимался приблизительно тем же. Веселые выходили выходные.

— Ты удалил свою страницу «ВКонтакте»? — спросил я Стаса.

— Заметил? Да, было дело.

— Чего так?

— Надоело, слишком много времени отбирает.

Моя кучка песка становилась все больше и больше, я попытался сделать на ее вершине некое подобие башни.

— И куда тратишь освободившееся время?

— Да на других сайтах просто больше сижу.

Видимо, Стас и сам понял всю абсурдность ситуации, в его голосе сквозила легкая ирония. Интернет стал настолько важной частью нашей жизни, что вытравить его из нее без болезненных последствий не представлялось возможным.

— Шило на мыло?

— Вроде того. Ты не переживай — скоро я ее восстановлю.

Я не переживал. Я знал, что рано или поздно он восстановит свою страницу. Так делает еженедельно кто-нибудь из моих друзей, так что Стас — не исключение. Попавшись один раз на крючок, ты с него уже не слезешь.

Моя башня была почти достроена, сверху я положил маленькую щепку, выкопанную мной из песка. Сооружение стало похоже на пирамиду или зиккурат. Легким движением руки я снес свое творение. Цикл окончен, все построенное нами — нами же должно быть разрушено.

Тучи над заливом сменили свои тона на более темные, похоже, что со стороны моря приближался дождь.

— Может, пройдемся? — предложил я Стасу.

— Давай. А то я замерзать уже начал.

Мы встали с насиженных мест и пошли по песку. Впереди были волны и туманная даль, очерченная темным контуром дождевых туч, позади — пустынный пляж, за ним — облетающие деревья прибрежного парка, из-за которых торчали городские многоэтажки. На песке осталось множество следов — от ног, реже — от автомобильных шин. Тысячи людей прошли здесь до нас и исчезли, канули в небытие.

— Может, на концерт какой-нибудь сходим? — предложил Стас. — А то я давно нигде не был.

— Я тоже давно. Можно и сходить.

— Вот «Шиллер» скоро приезжает.

— «Шиллер» — нормально.

— Ну, тогда будем считать — договорились.

— Ага.

В лицо ударила струя ветра, принесшая мелкие соленые капли морской воды. Я поежился, поднял воротник куртки. Чувствовалось приближение дождя, его вкрадчивый сырой запах.

Мы шли по самой кромке воды, разбивающиеся о берег волны касались своими белыми пенными языками наших подошв. Над мелкой заводью, заросшей травой, кружили чайки, их тоскливые крики разрезали воздух. Стас поднял с песка кусок гальки и швырнул его в их сторону. Камень описал высокую дугу и, так и не долетев до цели, плюхнулся в воду. Чайки продолжили галдеть, Стас махнул на них рукой:

— Бессмысленно с ними воевать.

Вскоре пляж с его золотистым песком закончился, дальше пошел дикий берег, покрытый старыми потрескавшимися железобетонными плитами. Волны разбивались о них с шипением, было видно, как в воде среди камней и кусков бетона полощутся зеленые пряди тины. С противоположной стороны по-прежнему тянулась полоса прибрежного парка.

Мы шли по плитам минут десять, пока впереди не показались белые контуры похожих друг на друга зданий, вклинивающиеся в темное месиво парка, — наверное, спальные корпуса одного из множества санаториев, разбросанных по побережью.

В этот момент из-за деревьев раздался нарастающий гул, еще через минуту оттуда показался вертолет. Описав полукруг над побережьем, он удалился в сторону Города.

— Наверное, депутат какой-нибудь полетел.

— Или топ-менеджер.

— Или поп-менеджер…

Мы засмеялись. Ветер швырнул