Вечер медленно приближается к той точке, в которой ночь уже гораздо реальнее, чем день. Я замечаю, что в последние дни темнеть стало раньше, а в этих широтах это первый и, пожалуй, главный признак приближающейся осени. Автомобили едут навстречу с включенными фарами. Ветер рвет облака, и где-то в просветах на Западе, в районе устья Невы и морского порта, небо окрашивается в цвет крови.

Лето умирает, тихо, без лишних звуков и пафосных прощаний. С деревьев слетают листья и собираются у чугунных решеток. Там листья умирают для того, чтобы потом стать снегом; а снег, в свою очередь, — травой по весне; трава же — дождями нового лета. Цикл — основа сущего, движение по кругу или же блуждания в лабиринте…

Мы продвигаемся вдоль Фонтанки, выходим к Невскому проспекту. Переходим Аничков мост и движемся в сторону Гостиного Двора. Там станция метро и развилка лабиринта. Мне в одну сторону, Олегу — в другую.

— Странно, — говорю я, — вроде встречались, чтобы пообщаться, а толком ни о чем и не поговорили…

— Так всегда бывает. Сам же говорил — кругом бессмыслица…

— Ага. Она самая. Поэтому все разговоры о пустом.

— Завтра просто надо рано вставать, так бы еще прошлись, может, еще что-нибудь обсудили…

Я смотрю на часы: около девяти вечера. Еще почти час добираться до дома.

— Ладно, в другой раз обсудим.

Подходим к метро, достаю сигарету — перекурить напоследок. Олег останавливается вместе со мной.

— Может, на выходных тогда встретимся еще? — предлагает он.

— Может быть…

— Тогда созвонимся.

— Ага.

Он протягивает руку, мы прощаемся. Олег исчезает, я стою и курю. Мимо меня течет поток людей — таких же, как я, не торопящихся с работы домой или же просто праздно шатающихся. Конец лета — еще не конец жизни, и эта самая жизнь потихоньку шевелится вокруг, создает движение и рождает иллюзии.

Кем еще мы можем быть? Заново родиться или стать… Неизвестно. Лабиринт вокруг нас, лабиринт внутри нас остается прежним, и его еще предстоит пройти.

Танец Восхождения

Итак, я начинаю восхождение. Последняя, решающая часть пути, предвестие конца. Позади — кварталы убийц, круги лабиринта. Впереди — ступени Зиккурата, горящие факелы, восковые лица. Что ты хочешь знать? Каких тайн коснуться и не потерять при этом рассудок? Какую цену ты заплатишь за это Знание?..

Я восстанавливаю в памяти цепочку событий: побег, погоня Следопытов, эпидемия, побег, убийцы, снова побег, Человек-с-головой-Быка, тени, слова, незримые собеседники, голоса… Что они говорили, зачем? Слова, вопросы, ответы… Есть ли универсальный ответ на все без исключения терзающие нас вопросы, включая этот? Вряд ли.

То, что я выжил и убежал, значит только одно: мой путь заканчивается здесь. Именно сюда я шел все это время, именно тут видел свое предназначение.

— Ты уверен, что хочешь подняться на вершину? — спрашивает меня жрец-хранитель у самого основания Зиккурата.

Я смотрю в его лицо, похожее на ритуальную маску. Он — жук-скарабей, не человек.

— Да.

— Ты знаешь цену?

— Предполагаю.

— Ты готов ее заплатить?

Готов ли? Наверное, нет. Но какая разница? Умру я или выживу — мне нужны ответы, без них жизнь немногим привлекательнее смерти.

— Готов.

— Тогда иди. И не возвращайся.

Я не вернусь. Это я знаю точно. Гораздо точнее всего остального. Мой путь — моя книга, и Зиккурат — ее последняя страница. Логическим завершением, знаменательным концом будет мое восхождение. Что бы ни ждало меня на вершине.

Шаг, другой. Скрип песка под моими подошвами. Камни превращаются в пыль, время стирает все.

— Мы и есть — Время.

Это вновь голоса. Теперь они звучат во мне стройной песней — Песней Всех Песен.

— Мы есть Ничто.

— Время есть Ничто.

— Ничто есть Все.

— Все есть Иллюзия.

— Иллюзия есть Заблуждение.

— Заблуждение есть Основа.

— Основа есть Ответ.

Заклинание мертвых слов, воскрешенных внезапным отчаянием. Ты слишком часто впадал в это летаргическое состояние — ты привык, теперь ты не видишь разницы между живым и мертвым. Ты поешь, ты вторишь им — выворачивая легкие, разрывая диафрагму.

На стенах иероглифы, в голове — слова. Знаки, составленные в цепь. Цепь, расплетенная в звукоряд. Я пою и песней своей я славлю предвестие конца.

Мы живем во времена Апокалипсиса — не потому, что завтра рухнет мир, но потому и только потому, что мира больше не существует вовсе — и никогда не существовало, он был лишь плодом нашего воображения, и вот сейчас, только сейчас к нам пришло осознание этой простой, но объясняющей все идеи. Я иду к своей цели, хотя какая это цель?.. Мое восхождение началось.

Разочарование — Песнь 6. Куплет 2

Когда-то мы смотрели на мир широко открытыми глазами, вполне заслуженно считая его красивой шкатулкой с волшебным секретом; теперь мы взираем на него с житейской скукой и каким-то привычным омерзением: по прошествии лет оказалось, что никакого секрета в нем нет, есть лишь порок и пошлость, прикоснувшись к которым мы сделались циничными прожигателями собственных жизней.

Я вспоминаю, как еще несколько лет назад мечтал о чем-то, строил планы на будущее. Казалось, что грядущее — прямой путь, сбиться с которого не представляется возможным. Нужно было только проживать день за днем, вдыхая и впитывая их, и медленно превращаться в вечно юное божество…

Впрочем, в те времена так считал не один я, все жили подобными ощущениями. Люди брали кредиты, не задумываясь о том, как их будут отдавать, например. Покупали мебель в «Икее» или болели за нашу сборную по футболу, которая творила какие-то невиданные чудеса на чемпионате Европы. Всем казалось, что вокруг праздник стабильности и светлого потребительского ликования. Даже антиподы радости — подростки-эмо с их культом слез и грусти, которых тогда было пруд пруди, казались не более чем закономерным дополнением к этой картине всеобщего счастья.

Теперь все по-другому. Кредитный бум породил кризис, а лакированная стабильность обернулась житейским отчаянием. Люди устали от беспричинной радости, прямая дорога оказалась на поверку запутанным лабиринтом. И мы все заблудились.

Десять минут назад должен был приехать Олег. Но его нет и сейчас. Я смотрю на часы, смотрю вокруг. Люди куда-то бегут, торопятся. Провожаю их взглядом. Мне спешить некуда.

— Извините, время не подскажете? — ко мне обращается сухонький старичок в старой фетровой шляпе.

— Без двадцати двенадцать, отец.

— Спасибо, — он семенит дальше, я продолжаю стоять на месте в ожидании.

С Олегом мы договаривались встретиться в половину двенадцатого, но он опаздывает. Пробую набрать его мобильный, но голос из трубки мне отвечает, что абонент находится вне зоны действия сети. Значит, в метро. Надеюсь, что в метро, а не спит дома.

Прогуливаюсь возле станции метрополитена. Сегодня тепло и солнечно, хоть три дня назад и началась осень. В синем небе медленно тает белая полоса, оставленная самолетом, под ногами хрустят облетевшие листья. Осень — расплата за все наши летние грехи.

Олега все нет. Устав ждать, я срываюсь с места и перехожу улицу. На другой стороне — книжный магазин, я иду в него. В витринах яркие обложки свежих бестселлеров, приевшиеся имена и экстравагантные названия. Лауреат премии такой-то, попадание в шорт-лист «Букера» в таком-то году или что там обычно еще пишут?..

В магазине хожу мимо полок с книгами, изредка останавливаюсь — снимаю приглянувшийся экземпляр и листаю. Слова, предложения… Мне кажется, что я один среди тысяч слов, окруженный ими, обложенный со всех сторон. Мертвые слова. Мертвые слова повсюду, везде, во всех книгах. У меня складывается ощущение, что где-то я это уже видел и чувствовал. Возможно, во сне, точно — во сне.

Внезапно в кармане начинает вибрировать мобильный, я возвращаю книгу на полку и выуживаю телефон из кармана. На экране высвечивается номер Олега. Наконец-то он объявился. Отвечаю:

— Да?

— Здорово! — кричит в трубку Олег. — Ты где?

Где я? Хотелось бы знать, где все это время был он.

— Я тут, — говорю первое, что приходит на ум.

— В смысле? Где это — тут?

Жаль, что люди не понимают все с полуслова и приходится объяснять. Объяснения усложняют бытие.

— В книжном магазине, рядом с метро. Ты подъехал?

— Ага. Только что.

— Тогда сейчас подойду.

Убираю телефон и иду к выходу. Обойдемся сегодня без литературы. Тем более что все слова давным-давно мертвы, ибо мертвы произносящие их люди.

Перехожу дорогу, возвращаюсь к станции метро. Вглядываюсь в толпу, силясь разглядеть в ней Олега. Толпа понуро течет в два потока: