Откуда взялась у Дугиных божественная Россия будущего? В какой-то степени это можно считать психологическим ответом на несчастья и беды России до-будущной, когда стыд за нищету, обшарпанные стены домов, вымершие деревни, дощатые сортиры по всей стране хочется преодолеть романтической мечтой о преображении страны в земной рай. Для такой политической мистики Дугин взял и смешал то, что смешивается с трудом: радикально правые воззрения с радикально левыми, а именно, нежную любовь к монархии, национал-большевизм, империализм без границ, популизм, православие, суровое поклонение традиции, включающей в себя широкое, возрожденное антисемитское движение «Черная сотня» с дореволюционной историей. Для достижение этой цели Дугин призвал в своей известной в интернетовской России видеокричалке 2014 года по отношению к украинцам: убивать убивать, убивать.

Теперь многие деятели российской оппозиции, да и комментаторы в Украине, пишут, что Дугин докричался до того, что пришла ответка, и отец стал виновен в смерти дочери.

Погибла ли Дарья случайно или на ее месте должен был погибнуть ее куда более знаменитый отец, неясно. Но взрыв произошел в Одинцовском элитном районе Подмосковья, где живет кремлевское начальство, и скорее всего этот взрыв был своеобразным приветом этому начальству. Сам Дугин, несмотря на то, что его порой называют новым Распутиным при Великом Гопнике, слишком опущен в политический мистицизм, чтобы управлять хозяином Кремля. Его идеи могут идти параллельно или пересекаться с мыслью Царя-пацана о реконструкции Советского Союза, но от бредовых дугинских идей суши и моря Кремль пока что держится далеко.

Жалко ли мне Дугина-отца, ставшего очевидцем уничтожения дочери? Где та шекспировская граница, когда уже никого и ничего не жалко, если твой оппонент оказался в лагере ненависти? В любом случае, смотря на обошедшее интернет видео Дугина, схватившегося по-библейски за голову на фоне горящей машины, где обуглилась его дочь, я не могу не испытать по отношению к нему иррационального или рационального сочувствия. Сам он случайно миновал гибель, в последней момент пересев в другую машину после летнего собрания единомышленников в Подмосковье. Горе отца священно.

С другой стороны, он оказался тем, что по-русски называется Горе-Отцом, то есть отцом, сделавшим все, чтобы навредить дочери. Поощряя ненависть дочери к враждебному миру, Дугин предстал перед обществом слабым, незрелым и, наверное, неумным философом, который не учел того, что ненависть пожирает даже антиномию между добром и злом, светом и тьмой, что на ненависти далеко не уедешь, попадешь, что и случилось, в засаду. Философия ненависти самоубийственна.

Откуда берутся истоки политической мистики, которой заболела Дарья? Изначально корни Дугина можно найти в православии, которое ближе к суровому мусульманству, чем в других ветвям христианства, оно отрицает пацифизм как ересь. Началась война, и православные иерархи во главе с Патриархом Кириллом объединились с Кремлем в военной пропаганде. Если говорить о книжных корнях, то это смесь русских славянофилов и державников, среди которых особенно почитается философ конца XIX века, Константин Леонтьев, экстравагантный эстет, враг Запада.

Но были у Дугина и учителя-современники, среди них писатель Юрий Мамлеев, который, впрочем, умел общаться как с Дугиным, так и со мной. Национал-большевизм Дугин разрабатывал с писателем Эдуардом Лимоновом, анархистом и имперцем одновременно. Дугина я видел однажды, на своей цикловой телепередаче (давно закрытой начальством) «Апокриф» — я искал тогда диалога с разными направлениями отечественной мысли. Сам Дугин мне показался симпатичным, но диалога не получилось.

Дарью я не знал лично, но по отзывам и нынче по воспоминаниям она представляется мне достаточно глубоким человеком, совершившим эволюцию от постмодернистских увлечений московской молодежи до туманной галактики «архаикомодерна» своего отца. Она занималась философией Платона, училась во Франции, хорошо знала французский язык, концепции некоторых современных французских философов, но ее утащил на дно русский, как считает русская оппозиция, фашизм.

Откуда такая «идея-сила» (термин Дугина) у русских антилибералов? Говоря о гибели либерализма и о восхождении русской имперскости, они находят смысл в русском абсолютизме? Надо сказать, что Дугин не одинок. К подобному течению мысли примыкают целый ряд писателей, актеров, пропагандистов, сотрудников ФСБ и других организаций. Это далеко не только обычный конформизм. Это тот самый вызов до-будущной России, который определяется тоской по романтическому идеалу. Один из основоположников дугинской системы взглядов поэт Станислав Куняев писал еще в 1960 году:

Добро должно быть с кулаками.

Добро суровым быть должно,

Чтобы летела шерсть клоками

Со всех, кто лезет на добро.

Под этим могла бы подписаться, наверное, и Дарья Дугина. Жаль ли мне ее? Конечно, жаль. Она могла еще не раз изменить свои взгляды, разорвать с отцом, покаяться. Вот в семье, например, сенатора РФ Исакова дочь выступила с антивоенными идеями. Что сделал сенатор? Отрекся от нее. Объявил предательницей, которую подкупил Запад. Затем заметался. Отказался от отречения. Воскликнул: «Это моя дочь, моя боль!» Такая история могла бы повториться и в семействе Дугиных, тем более, что дочь в отрочестве не раз собиралась покинуть отчий дом (как это бывает у молодежи).

Насильственную гибель Дарье осудили и Госдеп, и руководство ЕС. И правильно сделали. Террор в России имеет глубокие корни и может стать похожим на лесной пожар. У нас был революционный террор, красный террор Ленина, Большой Террор Сталина. Все эти ужасы не стоит повторять. Но русско-украинская война еще не дошла до предела: ни терроризм, ни ядерные взрывы не исключены.

Чем дольше длится война, тем яснее, что это война не двух стран, а двух миров, и от ее исхода зависит будущее Европы. Но парадокс в том, что идеология «русского мира», от имени которого ведется война, охватывает узкий круг людей во главе с Великим Гопником. Я фактически их перечислил, говоря о Дугине. Однако большинство русского народа на словах поддерживает войну своего императора, но к Европе не испытывает неприязни, и главным народным чувством является скорее историческое равнодушие, апатия, пофигизм. Второй же парадокс в том, что, очутившись на фронте, равнодушный обыватель оказывается настолько беспощадным воином, что это превращается в мировую легенду.

Беспощадность стала эмблемой этой войны.

На месте Великого Гопника, посоветовавшись с Патриархом Кириллом, я бы канонизировал в недалеком будущем Дарью Дугину. Для