Здесь было все, что делает труды приятными и приносит отдохновение уму: кресла, чтобы расслабить утомленные члены, письменные столы и конторки, чтобы читать или писать сидя или стоя, лампы и свечи, расставленные так, чтобы освещать каждый излюбленный рабочий уголок, кипы газет, чтобы развеяться в редкие минуты досуга. В окно открывался вид на зеленую аллею, ведущую от дома к церкви; в дальнем конце дороги различалась старинная колокольня с башенками и парапетами. Редкий приходский храм в Англии содержится в столь образцовом порядке или больше заслуживает таких забот, и все же архитектурно он нехорош. Сама церковь низкая – настолько низкая, что, если бы не парапет, ее почти плоская свинцовая крыша была бы видна из двора; она крестообразная в плане, но один трансепт длиннее другого, а колокольня непропорционально высока. И тем не менее цвет здания идеален – оно сложено из того желтовато-серого камня, что встречается лишь на юге и на западе страны и так характерен для наших старинных тюдоровских построек. Каменная резьба тоже превосходна: средники окон и ажурный готический свод удовлетворят самый взыскательный вкус, и хотя, глядя на подобные здания, мы сразу видим, что их строители были не в ладах с гармонией, нам трудно пожелать, чтобы они были иными.

Когда Болда провели в библиотеку, хозяин стоял спиной к пустому камину, и гость не мог не заметить, что широкое чело сияет торжеством, а пухлые губы оттопырены более обычного.

– Итак, мистер Болд, – сказал архидьякон, – чем могу быть полезен? Уверяю вас, я буду счастлив сделать что угодно для столь близкого друга моего тестя.

– Надеюсь, вы извините мой визит, доктор Грантли.

– Конечно, конечно. Уверяю вас, любые извинения со стороны мистера Болда излишни, лишь скажите мне, чем я могу ему служить.

Доктор Грантли стоял и не предложил Болду сесть, так что тот вынужден был стоять, опершись на стол и держа шляпу в руке. Тем не менее он изложил то, с чем приехал, а поскольку архидьякон ни разу его не перебил и не вставил ни единого слова, выражающего вежливый интерес, рассказ довольно быстро пришел к концу.

– Значит, мистер Болд, я должен понять, что вы желаете прекратить войну против мистера Хардинга.

– О, доктор Грантли, уверяю вас, это не была война.

– Хорошо, хорошо, не будем спорить о словах. Я назвал бы это войной, большинство людей назвали бы так кампанию с целью отобрать у человека его доход до последнего шиллинга, но пусть будет не война, коли вам угодно; вы желаете прекратить маленькую партию в триктрак, которую начали разыгрывать.

– Я намерен положить конец начатому мной юридическому процессу.

– Понимаю, – проговорил архидьякон. – Вы сыты им по горло. Не могу сказать, что удивлен: вести заведомо проигрышное дело, которое не сулит прибыли, а только издержки, и впрямь удовольствие сомнительное.

Болд побагровел.

– Вы неверно истолковали мои мотивы, – сказал он. – Впрочем, это несущественно. Я приехал не утомлять вас своими мотивами, а изложить суть дела. До свидания, доктор Грантли.

– Минуточку, минуточку, – ответил собеседник. – Я не вполне оценил те представления о приличиях, которые побудили вас приехать лично, но готов признать, что ошибаюсь и в вопросах хорошего тона вы – лучший судья; однако, коли уж вы оказали мне эту честь и, скажем прямо, навязали разговор, который, возможно, следовало предоставить нашим адвокатам, вам придется меня извинить, если я попрошу выслушать некоторые ответы.

– Я не спешу, доктор Грантли.

– А я спешу, мистер Болд, ибо мои занятия не оставляют мне досуга, поэтому, с вашего дозволения, сразу перейду к делу: вы намерены отказаться от судебного процесса? – И архидьякон сделал паузу, дожидаясь ответа.

– Да, доктор Грантли.

– Выставив джентльмена, который был ближайшим другом вашего отца, на публичное шельмование в прессе под тем предлогом, что как человек исключительных гражданских добродетелей должны защитить старых глупцов, чье согласие выманили несбыточными посулами, вы теперь обнаруживаете, что игра не стоит свеч и решаете ее прекратить. Благоразумное решение, мистер Болд; жаль, что вы так долго к нему шли. А вам не приходило в голову, что мы, возможно, не захотим так просто оставить дело? Что мы пожелаем возместить причиненный нам ущерб? Известно ли вам, что ваши неблаговидные действия ввели нас в огромные расходы?

Болд был красен как рак и почти смял шляпу в руках, однако не проронил ни слова.

– Мы сочли необходимым обратиться к лучшим юристам. Знаете ли вы, сколько стоят услуги генерального атторнея?

– Не имею ни малейшего представления, доктор Грантли.

– Еще бы, сэр. Когда вы опрометчиво поручили дело своему другу мистеру Финни, чьи гонорары в шесть шиллингов восемь пенсов и тринадцать шиллингов четыре пенса, вероятно, были для вас необременительны, вы не задумывались о мучениях и тратах, в которые ввергаете других. Осознаёте ли вы, сэр, что вам придется выплатить эти колоссальные суммы из собственного кармана?

– Любые требования подобного рода, буде они возникнут, адвокат мистера Хардинга может направить моему адвокату.

– Адвокат мистера Хардинга и мой адвокат! Вы приехали сюда, просто чтобы переадресовать меня к адвокатам? Честное слово, вы могли бы избавить меня от такого одолжения! А теперь, сэр, я скажу вам, каково мое мнение. Мое мнение, что мы не позволим вам забрать дело из суда.

– Поступайте, как вам угодно, доктор Грантли. До свидания.

– Дослушайте, сэр, – сказал архидьякон. – У меня в руках последнее заключение сэра Абрахама Инцидента. Полагаю, вы о нем слышали. Полагаю, ваш сегодняшний приезд вызван именно им.

– Я ничего не знаю ни о сэре Абрахаме, ни о его заключении.

– Так или иначе, вот оно; и здесь вполне ясно изложено, что ни в одном аспекте дела у вас нет ни малейшей надежды доказать свои измышления, что мистер Хардинг так же прочно сидит в богадельне, как я – в этом доме, и что более обреченных судебных процессов, чем ваша попытка погубить мистера Хардинга, еще не затевалось от начала времен. Вот, – и он хлопнул бумагами по столу, – заключение лучшего юриста Англии. И в этих обстоятельствах вы ждете, что я низко вам поклонюсь за любезное предложение выпустить мистера Хардинга из сплетенных вами сетей!