В тот самый момент, когда мысли Мудреца витали между иволгой и гималайскими вершинами, в дверях показалось улыбающееся лицо Мо Да-няня. Мудрец поспешил спрятать подальше свои драгоценные мысли, благо голова его была не так прозрачна, как стеклянный шар, и спросил:

– Что же ты вчера послал мне мандарины, а сам не зашел?

– Ты ведь интересовался разными секретами, но у меня их тогда не было! – ответил Мо Да-нянь, изо всех сил стараясь придать своему лицу умное выражение.

– А сейчас есть?

– Разумеется!

– Смотри-ка, кое-чему уже научился! Ну, выкладывай свою тайну!

– Тебя исключили из университета. Уверен, что я первый сообщил тебе эту новость. – Мо Да-нянь так и сиял от удовольствия. – Верно?

– Ты шутишь? – через силу улыбнулся Мудрец.

– Нисколько! Всего исключили семнадцать человек, и ты первый в списке, потом значится твой земляк Чжоу Шао-лянь. Ей-богу, не вру!

Мудрец изменился в лице и долго не мог вымолвить ни слова.

– Это точно! – повторил Мо Да-нянь, надеясь, что приятель похвалит его за оперативность. Но улыбка Мудреца становилась все более натянутой, а потом совсем исчезла.

– Дурак! – завизжал Мудрец. – Разве ты не знаешь, что к больным нельзя являться с дурными вестями? Да и как мог этот недобитый ректор, эта мерзкая тварь исключить меня, Мудреца Чжао, Железного Быка? Анекдот!

Радость Мо Да-няня треснула, как яйцо, ударившееся о камень. Он тупо смотрел на приятеля, лицо его наливалось краской, так что даже белки глаз покраснели. Потом он вдруг молча повернулся и пошел к двери. Когда он ее открыл, там появился какой-то сухощавый человек, кажется, Ли Цзин-чунь. «Зачем его опять принесло?» – с досадой подумал Мудрец и крикнул:

– Старина Мо, погоди!

– Что? – с надеждой в голосе спросил Мо Да-нянь.

– Ничего, я просто хотел попрощаться.

– До свидания, старина Чжао.

Глава пятая

Дорогой Цзы-юэ!

Какая великая слава выпала на нашу долю! Ты связывал ректора, я написал о нем больше полусотни стихотворений соответствующего содержания, и вот нас исключили. Хотя эта слава сопряжена с поражением, я все равно рад. Думаю, что из наших земляков только ты и я такие отчаянные!

К сожалению, в больницу к тебе прийти не смогу, так как вечером уезжаю в Тяньцзинь, в университет Волшебных перемен…[23]Ведь изучать философию, не зная «Книги перемен», так же нелогично, как избивать ректора, не связав его. Это главная причина моего перехода. Надеюсь, что твои раны скоро заживут и ты приедешь навестить меня. Не сокрушайся, что университет Прославленной справедливости отверг нас – другие институты подберут. А не подберут, так наплевать. До свидания, мужественный земляк, до встречи в Тяньцзине!

Твой друг, поэт Чжоу Шао-лянь

Прочитав письмо, Мудрец заметно оживился. Вот что значит поэтическая широта! В самом деле, какая разница – учиться или не учиться? Настоящий мужчина не станет горевать! Лучше поехать в Тяньцзинь и погулять там всласть!

«Напрасно я обидел Мо Да-няня. Приди письмо раньше, этого не случилось бы. Черт возьми, почему я такой несдержанный?..»

* * *

Раны Мудреца, заживая, начали зудеть, и это было хуже боли. Наконец врач разрешил ему гулять по двору. Мудрец обрадовался, как улитка, попавшая под дождь после долгой засухи, и тут же высунул свои рожки. К обычной радости у него примешивалась одна тайная надежда, она заставляла его смотреть на женское отделение больницы пристальней, чем Небесный наставник Чжан [24] смотрел в свое волшебное зеркало, которое помогало ему распознавать в красавицах лисиц-оборотней. Доносившиеся с женской половины скрип дверей, смех, кашель – все было исполнено для Мудреца особого смысла. По коридорам, словно белые бабочки, порхали медсестры в белоснежных халатах и косынках, но это были всего лишь медсестры. Конечно, и среди них были хорошенькие, однако в данном случае его интересовала совсем другая девушка…

В первый день он ее не увидел. На следующий день ветер, воспользовавшись отсутствием солнца, ревел, как бешеный бык, и Мудрецу запретили выходить во двор. Он очень рассердился: «Ведь браки совершаются на небесах! Если она завтра выпишется из больницы, я упущу прекрасный случай! Неужели из-за какой-то погоды… Впрочем, может быть, это сам бог ветра против меня? Тогда дело хуже… Если же ветер – всего лишь разгулявшийся воздух, то почему он разгулялся именно сегодня?!»

Мудрец выругался, но ветер, хихикнув, продолжал дуть с удвоенной силой. Пришлось лечь в постель и взяться за роман, который ему принесли друзья. Перед глазами прыгали строчка за строчкой… Никакого просвета! Мудрец в ярости швырнул книгу на пол и стал топтать ее ногами. Это немного его успокоило. Заложив руки за спину, выпятив грудь и надув губы, он стал ходить по палате, изредка поглядывая в окно. Старое дерево на дворе беспомощно мотало облысевшей макушкой. «У, мать твою, чтоб тебя с корнями вырвало! Только на зло наводишь!»

Мудрец снова лег и предался своим обычным философским раздумьям, точнее, нелепым размышлениям: «Вино помогает укреплению здоровья и работе мозга. Женщины предназначены для удовлетворения половой страсти. Значит, вино и женщины – это два важнейших фактора, необходимых для поддержания жизни! Надо жениться и пить, пить и жениться, а в свободное время участвовать в разных движениях, завоевывать славу. Правильно! Итак, для личной жизни существуют вино и женщины, для общественной – разные движения и слава. Это же целая жизненная философия!»

Устав от абстрактных проблем, Мудрец вернулся к конкретным: «Мне мог бы помочь Оуян, но он, как на грех, не появляется. Ли Цзин-чунь тоже неплохой парень, но у него с ней… Ага, придумал!» Мудрец вскочил и толстым, как дубинка, пальцем нажал кнопку электрического звонка, ощутив гордость от сознания собственного могущества, хотя в своих выступлениях он время от времени поносил достижения технического прогресса.

– Да, господин Чжао! – произнесла медсестра, появившаяся перед ним мгновенно, как бесенок по приказу самого сатаны.

– Вы свободны? – с улыбкой спросил Мудрец.

– А что?

– Я должен узнать одну вещь. Не могли бы вы мне помочь?

– Что же именно вам нужно узнать? – в свою очередь, улыбнулась медсестра, вежливо, без тени кокетства.

– Если узнаете, получите два юаня на вино… простите, на чай, – поправился Мудрец.

– У нас в больнице это не принято, господин.

– Принято или нет – два юаня никому не помешают.

– Что же вас интересует, господин?

– Меня интересует… Нет… Спросите, пожалуйста, в женском отделении о барышне Ван Лин-ши. В какой она палате, чем больна,