Дандональд скакал и скакал. И поскольку буров он не обнаружил, он скакал дальше, пока не решил, что обнаружил противника недалеко от Ледисмит. Он уже собирался открыть огонь, когда выяснилось, что перед ним стоят английские аванпосты из отряда, посланного Уайтом на разведку.

Он въехал в Ледисмит и сказал Буллеру, который ждал у реки Тугела и явно готовился к новым ударам, что берег чист и он может прийти прямо сейчас. И вот великий полководец Буллер в сопровождении Уоррена совершил свое славное вступление в Ледисмит, за который до этого велись тяжелые бои. И это вступление, несомненно, останется самым прекрасным, если не единственным, лучом надежды во всех смутных воспоминаниях, которые может вызвать у него эта кампания.

В Европе в те дни мало кто был склонен в должной мере оценить неотразимый юмор этой трагикомедии, разыгравшейся 28 февраля. Ведь еще 27 февраля лорд Робертс, ссылаясь на годовщину Маюбы, сообщил о том, что Кронье сложил оружие.

И тяжелая, глубокая скорбь, охватившая весь цивилизованный мир при этом известии, не давала повода для иных чувств. Никогда еще не было так ясно выражено, как по эту и по ту сторону океана, что победа англичан над бурами воспринималась всем человечеством как победа низкого и подлого над великим, добрым и благородным; никогда еще богатые и бедные, высокие и низкие не чувствовали так ясно, как тогда, что дело буров – это дело всего человечества!

Кронье был центром и целью этих настроений; нет ни одной приличной газеты в мире, которая 27 или 28 февраля не выразила бы ему искреннего восхищения. Во Франции ему была подарена почетная шпага; то же самое произошло в Германии с майором Альбрехтом, разделившим судьбу Кронье. В США многочисленные собрания и общества, в том числе тридцать членов Конгресса, поздравили его с подвигом.

В Англии все было иначе. Там пресса с презрением отзывалась о храбром противнике, прежде всего газета «Таймс», которая обвиняла Кронье в том, что лорд Робертс слишком хорошо с ним обращался. Газета, видимо, успокоилась, узнав, что Кронье и его отважная группа должны быть отправлены подобно преступникам в ссылку на остров Святой Елены.

Весь Лондон пришел в ликий восторг, который выразился самым отвратительным образом. Пьяные разбойники бродили по улицам, выкрикивая: «Месть за Маюбу!». На всех углах улиц красовались купюры с надписями: «Месть за Маюбу!». Где бы ни был замечен немец, голландец или француз, толпа кричала: «Месть за Маюбу!»

В Глазго 400 пьяных рабочих с верфей Клайдс устроили шествие у здания университета со свистками и жестяными котелками, требуя выдать профессора Тилле и бросить его в воду в наказание за то, что он посмел осудить войну против буров.

Но самые большие прыжки от радости совершила биржа. Посетители безумно танцевали и прыгали, махали ногами в воздухе, как в канкане, подбрасывали в воздух шляпы и кричали: «Месть за Маюбу!». Аплодисментам в адрес лорда Робертса не было конца. Под влиянием самых диких слухов цены взлетели как бешеные, как будто биржа считала своим долгом чести доказать всему миру, насколько вся эта грабительская война была предприятием биржи и ее начальников.

Было подсчитано, что теперь золотые прииски на берегу Витватерсранд должны будут нести часть расходов на содержание полиции, но в остальном весь бизнес будет приносить прекрасную прибыль.

Больше никакой динамитной монополии, конфискация всех складских помещений, понижение заработной платы путем «Единообразного коммерческого управления» по образцу Кимберли и т. д. Подсчитано, что добыча золота в Трансваале составит около четверти всей мировой добычи золота, и они ликовали, предвкушая радость, которую должно доставить Англии то, что половина всей мировой добычи золота теперь «контролируется» Англией!

Расчеты, однако, оказались совсем не такими, как ожидалось в то время. Война также стала очень неудачным коммерческим предприятием. Англия уже заняла на войну около 3 млрд. марок; к концу 1900 финансового года война обошлась в четыре раза дороже, чем Крымская война.

Почти половина британской армии оказалась непригодной к бою. По официальным данным, из 282 тыс. человек, отправленных на поле боя к 1 января 1901 г., годными к службе оставались только 175 тыс. человек, но и эта цифра явно не соответствует действительности. Масштабы этих потерь становятся понятны только при сравнении с потерями в других войнах. В войне с Францией германская армия потеряла неполные 130 тыс. человек из полутора миллиона, в том числе около 40 тыс. убитыми.

А по сравнению с кровопролитными сражениями перед Метцем (Франция), стычки на реках Моддер и Тугела выглядят просто форпостными боями! Англичане понесли в Африке в три раза больше потерь, и самая большая из них только сейчас перед ними. А что Англия получила взамен? Ничего.

Буры по-прежнему правят бал в Вольных Штатах на Капской земле. К этому добавляется тот факт, что мировые позиции Англии во всех уголках огромной империи сильно пошатнулись, поскольку вся ее военная мощь сосредоточена в Африке.

В Китае, Марокко и Тибете, Англии предъявлен окончательный счет за все еще непредсказуемую сделку на юге Африки. Воистину, у биржи было мало поводов для ликования и танцев. В конце концов, их позиция была в той же мере глупой, насколько она была недостойной и презрительной!

Английские бесчинства

С пленением бурского военачальника Кронье судьба войны заметно изменилась в пользу англичан. Буры в Трансваале были охвачены глубоким унынием при известии о несчастье с Кронье, которое нашло свое ближайшее выражение в отступлении буров с капского региона. 5 марта бурские государства предложили Англии мир при условии, что им будет гарантирована независимость. Лорд Солсбери отказался.

Мартинус Стейн[11], президент Ора́нжевого Свобо́дного Госуда́рства, и Пол Крюгер, тогдашний президент Республики Трансвааля, призвали буров к сопротивлению, но те отступили; и после того как 13 марта 1900 г. лорд Робертс занял город Блумфонтейн, а 15 марта генералы Гатакр и Френч без боя переправились через реку Оранье, 17 марта нескоколько бурских частей сдались в плен англичанам.

19 марта 1900 г. 200 защитников капской области сдались лорду Китченеру[12]. Казалось, что колонна английской армии неумолимо сокрушала последние силы буров. Но сопротивление продолжалось.

И хотя в конце июля 1900 г. бурский военачальник Принслоо с 5000 бойцами сложил оружие под Фурисбургом, лорд Робертс быстро понял, что с объявленной им «инкорпорацией» бурских штатов война никак не закончена, и что для него настоящая работа по ведению войны только с этого