Он уселся на диван, а она резко сказала:

— Тебе следовало разрешить мне самой отправиться туда.

— В бар? Это пучина морская, переполненная пьяницами!

— Ты бил их, а они уже не дети! Они больше никогда не вернутся домой!

— Ничего, побродят день-два, и вернутся…

— Я их знаю лучше, чем ты…

Он молчал, и она снова спросила:

— А что это ещё за Фулла, которую подбросил нам Дервиш?

Избегая смотреть на неё, он с досадой ответил:

— О чём ты спрашиваешь? Девушка, которая работает в баре!

— Красивая?

— Шлюха.

— Красивая?

Поколебавшись немного, он ответил:

— Я не смотрел в её сторону!

Охнув, она сказала:

— Они никогда не вернутся, Ашур…

— Да будет на всё воля Аллаха…

— Разве ты не слышал о том, как ведут себя молодые люди?

Он ничего не ответил, она же сказала:

— Мы должны быть терпимы к их ошибкам.

Он в замешательстве спросил:

— Правда?

Она вмиг предстала его взгляду какой-то истощённой, бледной, престарелой, словно стена в старинной аллее, и он пробормотал:

— Мне жаль тебя, Зейнаб…

Она резко возразила:

— Мы ещё будем долго жалеть друг друга…

— В любом случае, мы им не нужны…

— Без них в этом доме нет жизни…

— Мне жаль тебя, бедная моя Зейнаб…

Она подперла голову ладонью и посетовала:

— Рано утром мне пора на работу…

— Попытайся заснуть.

— В такую ночь?

Он с раздражением сказал:

— В любую ночь!

— А ты?!

Он решительно ответил:

— По правде говоря, мне нужен глоток свежего воздуха!

И снова тьма… Она обретает форму близ арки… Покрывает попрошаек и оборванцев. Вещает на молчаливом языке. Ангелы и демоны заключают друг друга в объятья. Притесняемый и угнетённый скрывается под её покровом от самого себя, чтобы погрузиться в себя же. Если страх способен просочиться через поры этих стен, то спасение — ни что иное, как забава.

Он вышел из арки на площадь и оказался один на один с дервишской обителью, древними стенами и небом, усеянным звёздами. Он присел на корточки, пряча лицо меж коленей. Более сорока лет назад кто-то незаметно прокрался сюда грешными шагами, чтобы скрыть свой грех в темноте аллеи. Как был совершён тот старый грех? Где, при каких обстоятельствах? И были ли у него другие жертвы, помимо него? Вообрази, если сможешь, мечтательное лицо своей матери, а также лицо отца, налившееся кровью. Вооружись, если сможешь, медоточивыми словами совращения. Мысленно представь себе тот решающий момент, когда решилась твоя судьба, когда рядом находились ангел и демон, однако желание взяло верх над ангелом. Представь себе лицо твоей матери… Может быть, она подобна…?! Чтобы разгорелась борьба, она должна быть с чистой и ясной кожей, чёрными глазами, подведёнными сурьмой, мелкими чертами лица, словно бутон цветка. Она должна быть стройной, грациозной и с мелодичным голосом. Но прежде всего в ней должна быть скрытая, струящаяся по всему телу, пропорциональная, вероломная, узурпаторская сила, не считающаяся с совестью. Благоухающая приманка, которую сама жизнь подложила в ловушку, и выжидает. И за всё это отдано пятнадцать лет человеческой жизни.

Он постучал в дверь обители, но она не открылась. Ты мог бы надавить на неё всей своей силой, но не захотел. Тот, кто вступает в брак с жизнью, с похотью заключает в объятия её благоухающее потомство. Однако он был вынужден признать, что невозможно поверить в случившееся, испытывая чувство преследуемого, загнанного в ловушку. И улыбки, и слёзы — всё это судьба. Теперь он новое существо, что появилось на свет, уже увенчанное слепым желанием, безумием и раскаянием. Он молил милостивого господа о помощи, а по жилам его лилось вино искушения.

Голова его отяжелела, он наконец задремал.

Он увидел во сне шейха Афру Зайдана, стоящего перед своей могилой. Он взял Ашура на руки и тот с нетерпением спросил:

— В могилу, мой благодетель?

Однако тот пронёс его по тропинке аллеи, а оттуда — на площадь. А с площади — в арку…

Ашур проснулся от чего-то. Открыл глаза и услышал голос Зейнаб:

— Так я и предполагала. Ты будешь спать здесь до рассвета?

Он в ужасе вскочил на ноги и протянул ей руку. Они молча пошли вдвоём.

Внезапно его мощная фигура заполнила собой весь дверной проём бара. Тяжёлые веки пьяниц конвульсивно сжались. В затуманенных глазах их снова возникли вопросы:

— Что он тут делает?

— В погоне за своими сыновьями?

— Нечего ожидать от него чего-то хорошего.

Он обвёл взглядом бар, пока не нашёл слева одного незанятого места, прошёл туда и уселся по-турецки, пряча за спокойствием своё замешательство. Дервиш поспешил к нему со словами:

— Какой смелый шаг!

Затем уже с улыбкой на лице:

— Да подтвердит это Аллах!

Ашур полностью проигнорировал его замечание. Тем временем к нему подошла Фулла с бутылкой, изготовленной из тыквы, и бумажным рожком с пряными семенами люпина. Он опустил веки и вспомнил историю про всемирный потоп. Оттолкнул бутылку в сторону и молча заплатил. Дервиш с изумлением уставился на него, а затем прошептал, собираясь отойти:

— Мы к вашим услугам, что бы ни потребовалось!

Другие клиенты вскоре позабыли о нём, а Фулла задавалась вопросом — что же удерживает его от питья? Она снова подошла к нему, и указав на нетронутую бутылку, спросила:

— Это неописуемо вкусно!

Он кивнул головой, словно благодаря её. Тут к ней нагнулся один из пьяниц:

— Отойди от него, девушка!

Она со смехом отошла и громко, так, чтобы её слышали, сказала:

— Разве вы не видите, что он — словно лев?!

Небеса разверзлись над головой Ашура потоком детской радости, однако мускулы на его лице застыли. Одежда больше не защищала