Он заверил:

— Все твои права сохранятся.

Давясь от слёз, она кричала:

— У меня есть один Аллах, а ты — предатель, изменник, позабывший про мои хлеб-соль!

Свадьба Фуллы и Ашура была скромной. Он снял для неё подвальное помещение в другом конце аллеи близ площади. Так уж он радовался своему браку, что всякому, кто видел его, представлялось, что он снова помолодел.

Новость о его браке прокатилась по переулку, словно пожар. Многие люди спрашивали:

— Разве не мог он сделать так же, как другие?!

Хасбулла сказал:

— Так значит, он препятствовал нам из-за того, что сам хотел завладеть ею!

Репутация Ашура, известного всем своей добротой и порядочностью, после этой новости ослабла. Разве так поступают хорошие люди? Кто сделал его возницей из простого погонщика осла? Кто вытащил его с улицы, когда он скитался, и сделал погонщиком осла? Ашур говорил в свою защиту:

— Если бы я не был Ашуром, не женился бы на ней.

Шли дни, а счастье и признательность его возрастали, равно как и равнодушие к сплетням вокруг него. Фулла привязалась к нему настолько, что он даже и мечтать о таком не мог. Она решила доказать ему, что была хорошей хозяйкой, покорной и не дающей повода к ревности. Она стала для него ещё дороже, после того, как он узнал, что она — как и он сам — не знала ни своего отца, ни матери. Из-за сильной любви к ней он прощал ей незнание многих полезных вещей, а также мирился с её плохими привычками. С самого начала он понял, что она далека от религии — только номинально, у неё нет нравственных ценностей, и она следует своим инстинктам и жизненным обстоятельства. Он задавался вопросом, когда же найдёт время, чтобы исправить недостатки в её жизни. Пока любовь хранит её, но кто знает, насколько её хватит?..

Он не прервал отношений с Зейнаб и отдавал должное её правам. Она же постепенно начала привыкать к новой жизни, примирившись со своей болью и старалась не досаждать ему во время его визитов.

Дервиш наблюдал за происходящим и презрительно отмечал:

— Эта скорпионша обожает его пока, но что будет, когда она ужалит его?

Шли дни, и Фулла забеременела, а затем родила на свет мальчика, которого отец назвал Шамс Ад-Дином. Ашур так радовался ему, словно он был его первенцем.

Время летело в безмятежности и счастье, которых Ашур дотоле не находил в жизни.

Что происходит с нашим переулком?

Сегодняшний день не таков, как вчерашний, а вчерашний — не таков, как позавчерашний. Спустились ли эти события с небес или вырвались из адского огня, из нутра самой земли? Или всё это происходит по воле случая? Вместе с тем, солнце по-прежнему встаёт по утрам и проделывает свой ежедневный путь, а ночь следует за днём. Люди отправляются по своим делам и возвращаются. Слышатся неясные песнопения.

Что происходит с нашим переулком?

Он пригляделся к Шамс Ад-Дину, улыбающемуся и всецело занятому поглощением молока из груди, несмотря ни на что. Ашур улыбнулся и сказал:

— Ещё один покойник. Не слышите разве вопли?

Фулла спросила:

— А в чьём доме?

Он выглянул из решёток окна наружу, прислушиваясь, и сказал:

— Это видимо, в доме Зайдана Ад-Дахахани…

Фулла с тревогой сказала:

— Как же много смертей на этой неделе!..

— Больше, чем происходит обычно за целый год…

— Иногда даже проходит целый год без единого покойника…

Буря не стихала ни на миг.

Однажды, когда Ашур ехал на своей повозке, дорогу ему преградил Дервиш, который сказал:

— Ходит множество разговоров, ты разве не слышал, Ашур?…

— О чём говорят?

— О рвоте и диарее, похожей на наводнение, затем человек разваливается и умирает!

Ашур раздражённо пробормотал:

— В нашем переулке много чего болтают!

— Вчера это произошло с одним моим клиентом, он даже перепачкал там всё…

Ашур презрительно поглядел на него, и Дервиш добавил:

— Даже знатные дома не в безопасности. Сегодня утром скончалась жена Аль-Баннана!

Ашур продолжил свой путь со словами:

— Тогда, должно быть, это гнев Божий!

Дело приняло серьёзный и опасный оборот.

По пути к кладбищу медленно двигалась процессия новой жизни… Шли по ней гробы с покойниками один за другим. Путь был переполнен до отказа скорбящими. Время от времени гробы выстраивались в шеренги, следуя друг за другом. В каждом доме слышались причитания. Каждый час объявляли, что умер ещё кто-то. Сметающая всё на своём пути смерть не отделяла бедных от богатых, слабых от сильных, женщин от мужчин, стариков от детей, преследуя людей своей дубиной, несущей всем погибель.

Схожие новости доходили и из соседних переулков, усилилась блокада. Искалеченные голоса постоянно твердили молитвы и призывы о помощи к богу и всем святым.

Шейх переулка, дядюшка Хамиду, стоял перед своим магазинчиком и бил в барабан ладонями, призывая народ, стекавшийся к нему из домов и трактиров. С мрачным выражением на лице он начал говорить:

— Это эпидемия. Она приходит неведомо откуда, пожиная урожай душ всех, за исключением тех, кому сам Аллах даровал здоровье…

Воцарились страх и тишина. Он немного поколебался, затем продолжил:

— Вот послушайте, что говорит правительство…

Все принялись внимательно слушать, надеясь узнать, смогут ли власти отвратить беду?

— Сторонитесь массовых скоплений народа!

Люди смотрели друг на друга в замешательстве, ведь вся их жизнь протекала на виду, в переулке. А по ночам харафиши стекались под арку и в заброшенные дома. Как им избегать массовых скоплений и толпы? Однако он пояснил:

— Избегайте кофеен, баров и опиумных курилен!

Убегать от смерти и умереть! Как же жестока к нам жизнь!

— И ещё чистота… Чистота и гигиена!

Глаза харафишей поглядели на него с насмешкой на лицах, скрытых за масками из спёкшейся грязи.

— Кипятите воду