Я исследовал сначала все щели в окне, потом все трещины в стенах и на линолеуме, потом обстоятельно изучил дверной замок и изрядно расшатанную дверную ручку. Когда я, сугубо в исследовательских целях, принялся осторожно нажимать на эту ручку вверх-вниз, с потолка гавкнула ip-камера:

– Ещё раз тронешь ручку, откручу твою тупую башку. Сядь в угол и не отсвечивай.

Я выбрал угол возле окна и послушно уселся там прямо на пыльный линолеум.

– Молодец, хороший мальчик! – похвалила меня камера.

Мне удалось задремать, и когда дверь кабинета, наконец, распахнулась, я не сразу разглядел всех своих гостей. Двое, в серых плащах и костюмах, зашли первыми, следом зашла парочка полицейских в форме со стульями в руках.

Один из стульев полицейские поставили передо мной, и я встал с пола, разминая затёкшие ноги.

Последним в кабинет вошёл белобрысый мужик с большой телевизионной камерой и штативом в руках. Пока он расставлял и настраивал треногу, я вспомнил, где он мне в Киеве попадался. Это был шкодливый оператор канала «1+1», рядом с которым всегда было сложно работать – он скандалил, толкался и дрался с коллегами, выбирая себе удобную точку для съёмки. Даже здесь он нашёл себе жертву, отпихнув в сторону одного из полицейских, после чего попытался повторить это со штатским, невысоким, но коренастым мужиком. Штатский такого обращения не стерпел и отвесил оператору не сильного, но обидного леща:

– Стой, где стоишь, дурик. А вы, пан москаль, присаживайтесь, в ногах правды нет. Так у вас в Москве говорят, верно?

Я уселся на предложенный стул, и вокруг тут же расселись все мои гости, кроме белобрысого оператора. Тот, стоя за штативом, включил камеру и сообщил об этом:

– Я готов.

– Хорошо, – отозвался коренастый штатский и доверительно наклонился ко мне со своего стула.

– Меня зовут Богдан Ковальчук, я майор СБУ. Мы за вами наблюдаем уже полгода и, поверьте, знаем про вас всё. Если вы проговорите нам сейчас вот этот текст, мы вас просто вышлем из страны, и на этом все неприятности для вас закончатся. Если вы откажетесь, мы все из этого кабинета выйдем, а сюда зайдут представители патриотической общественности, у которых к вам есть какие-то серьёзные претензии. Куда они вас отвезут отсюда и что с вами там сделают, нас не касается.

Подобный вариант мы с директором также проговаривали – и ответ всегда был один – соглашаться, говорить всё, что требуют, а по прибытии домой опровергать.

– Давайте текст, – пожал плечами я. Майор выудил из кармана плаща и вручил мне мятый листок бумаги с тремя абзацами текста, напечатанными крупным четырнадцатым кеглем. Я мельком глянул на него и вздохнул – текст оказался, мягко говоря, малограмотный. Мне было физически, до тошноты противно читать такое.

– Можете не учить наизусть, говорите своими словами, – великодушно позволил офицер, оценив мои эмоции.

Минут десять я изучал эти тупые три абзаца, борясь с желанием взять красную ручку, исправить два десятка грубейших ошибок, поставить в финале жирный кол и расписаться.

Когда майор начал проявлять признаки нетерпения, я сказал:

– Готов.

– Хорошо. Стёпа, заводи шарманку.

Белобрысый оператор включил камеру, и я, глядя прямо в объектив, зачитал свою покаянную речь. Последний абзац я добавил от себя, по памяти:

«Я, Петрашевич Игорь Павлович, должен сделать заявление для украинского народа. Я был послан на Украину фашиствующим антидемократическим правительством России и его ручными кровавыми приспешниками в лице редакции Федерального агентства новостей.

Целью мой работы на Украине были: подрыв авторитета органов государственной власти на Украине, искажение исторических фактов становления и развития украинского народа и дискредитация Украины на международной арене.

Хочу покаяться перед вами, мои демократические украинские друзья.

Я связан с Украиной жизнью и работой, не только с землёй и природой, но также и с её народом, её прошлым, её славным настоящим и будущим. Редакция Федерального агентства новостей предупредила меня, что мои репортажи будут поданы читателям как произведения, направленные против Революции Достоинства и основ современного украинского строя. Я этого не осознавал, о чём сейчас сожалею. Это заявление я делаю со свободной душой, со светлой верой в общее и моё собственное будущее, с гордостью за время, в котором живу, за людей, которые меня окружают».

Я умолк, и в кабинете повисла тягостная тишина. Майор вырвал листок у меня из рук, пробежал его глазами, потом поднял взгляд на меня:

– Чувствую какой-то подвох, но не понимаю, где.

Я робко пробормотал, ёрзая на стуле:

– Да ну, бросьте, какой ещё подвох. Прочитал, как написано, немного своими словами.

Второй штатский снял с носа тяжёлые роговые очки и, задумчиво протирая их об полы плаща, сказал:

– Богдан, он в конце что-то намутил. По хитрой морде было видно.

Майор пожал широкими плечами:

– Да вроде складно звонил. Ладно, конец отрежем, если что. Пошли.

Все тут же повскакали с мест. Первыми вышли штатские с оператором, потом полицейские со стульями. Стул, на котором я сидел, они милостиво оставили мне.

А ещё через десять минут дверь кабинета снова распахнулась, и в дверном проёме показался Евгений Карась, за плечами которого виднелось несколько его штурмовиков.

– Ну что, москальская морда, а готов ли ты теперь по-настоящему покаяться? – спросил меня он, радостно скалясь и по-хозяйски вышагивая на середину кабинета.

Я встал и выставил перед собой стул ножками наружу.

Глава 12

В Международном аэропорту Борисполь в это сумрачное ноябрьское утро было немного народу, а в баре на втором этаже народу не было вообще.

Кроме меня и двух моих сопровождающих – майора Богдана Ковальчука и Степана Иванова. Мы заняли столик с видом на лётное поле, официант принёс стаканы, графин сока и бутылку водки и, с видимым подозрением глядя на нас троих, потребовал тут же рассчитаться.

Платил, разумеется, я.

– Ну, вздрогнули, – сказал майор Ковальчук, когда я разлил всем по стаканам.

– Понеслась! – отозвался Степан.

– За победу! За нашу победу! – чокнулся я с ними.

Они оба согласно заржали, вспоминая хрестоматийный эпизод из классического советского фильма.

Мне вернули телефон только в аэропорту, и я тут же написал директору о своих приключениях, но, оказалось, он уже был в курсе и прислал мне ссылку на новостные сюжеты коллег и родной редакции.

«Украина выслала очередного российского журналиста

21 ноября 2017, 18:06

По мнению Службы безопасности Украины журналистская „деятельность россиянина Игоря Петрашевича противоречит интересам обеспечения национальной безопасности Украины, её суверенитета, территориальной целостности и конституционного строя“.

О