Очередь в уборную длинная – как минимум двадцать человек. Я переступаю с ноги на ногу. Потребность человека облегчиться – вещь неудобная и не очень приличная, но таверне следовало бы иметь побольше мест для удовлетворения этой потребности.
Пять минут. Десять.
Пятнадцать.
В морозном воздухе разносится стук судейского молотка, и я оглядываюсь через плечо. Передо мной всего два человека.
Когда я закрываю дверь уборной и задираю юбки, чувство облегчения уже сменилось тревогой, и я делаю свое дело как можно быстрее. Когда я возвращаюсь в суд, половина зала на ногах. Люди вытягивают шеи, перешептываются. В воздухе почти электрическое напряжение. Мне не по себе, я чувствую себя так, будто у меня зудит все тело.
– Почему так долго? – спрашивает Эфраим, когда я снова протискиваюсь вперед.
– Очередь длинная. – Я обвожу жестом собравшихся.
– Норта вызвали.
– Я вижу.
Он стоит сбоку, склонив голову, и перешептывается с мужчиной, которого я раньше никогда не видела.
Эфраим кладет руку мне на талию. Он хочет меня успокоить, но результат получается обратный.
– И Фостеров тоже вызвали. Их здесь нет.
– Не может быть.
– Пять минут, Марта. Они так и не вышли. Я смотрел снаружи, там их тоже нет. И Сет их тоже не видел.
– Но…
Судья Роберт Трит Пейн как может старается призвать собравшихся к порядку. Он снова стучит своим молотком. Зрители потихоньку успокаиваются, занимают свои места.
– Последний раз вызываю Ребекку Фостер, – объявляет Пейн.
Сет выходит вперед.
– Вы мистер Фостер?
Сет качает головой.
– Нет. Я Сет Паркер, адвокат Фостеров.
– Ваши клиенты сегодня здесь?
Он смущенно откашливается.
– Не знаю. Но я в любом случае готов представлять их интересы. Есть также свидетель, специально прибывший из Хэллоуэлла, чтобы дать показания в их пользу. – Он указывает на меня.
– Похоже, вы относитесь к процессу гораздо серьезнее, чем ваши клиенты, мистер Паркер.
– Прошу вас простить Ребекку, ваша честь. Она беременна на девятом месяце в результате нападения…
– Предполагаемого нападения. – Человек, стоящий возле Норта, делает шаг вперед. Он высокий, самодовольный и одет в дорогой темный сюртук. – Генри Ноуленд, эсквайр, представитель защиты, – представляется он, потом подходит к столу и вручает Пейну маленькую квадратную визитку. – Я приехал из Бостона вместе с моим клиентом.
– Ну, Лидия хотя бы не соврала насчет того, куда он поехал, – шепчу я Эфраиму.
Пейн кивает.
– Благодарю вас. Как говорил мистер Паркер…
Паркер гневно смотрит на Генри Ноуленда.
– Неважно, как вы определяете нападение, факт состоит в том, что в результате его моя клиентка беременна на девятом месяце. Без сомнения, именно поэтому ее сегодня нет, ваша честь. Путешествия любого рода в такой момент представляют большую сложность. Но эти обстоятельства не должны мешать суду продолжать процесс. Я готов выступать в ее интересах. Я привез письменные показания, а у свидетеля есть подтверждающая информация.
– Передайте суду показания, – говорит Пейн.
Сет вручает судье Пейну оба экземпляра письменных показаний, потом возвращается на свое место. Судья читает их вслух для осведомления собравшихся в зале суда. Все это время в зале царит полная тишина, все сидят неподвижно.
– Мистрис Баллард? – произносит Пейн, и я поднимаюсь на ноги. – Вы подтверждаете, что это написано вашей рукой и все подробности верны?
– Да, ваша честь.
– Вы привезли дневник, упомянутый в ваших показаниях?
– Да, ваша честь.
– Пожалуйста, предъявите его.
Я кладу том дневника на стол перед судьями и раскрываю его на страницах, упомянутых в моих показаниях.
– Прошу жюри отметить, что все соответствует ее письменным показаниям. Благодарю вас, мистрис Баллард, можете садиться.
Эфраим берет меня за руку и начинает поглаживать у основания большого пальца. Прикосновение его огрубевшей кожи очень успокаивает. Не дает мне потерять связь с реальностью.
– Теперь мы перейдем к делу Содружества против Джозефа Норта, – говорит судья Пейн. Он зачитывает обвинения для осведомления собравшихся в зале суда. – Заявлено, что ночью десятого августа Джозеф Норт вломился в дом Айзека Фостера и попытался изнасиловать его жену, несмотря на ее многочисленные попытки сопротивляться. Она под присягой заявила об этом на двух предшествующих слушаниях в Кеннебеке и то же самое показала в письменном виде. Признаете ли вы свою вину, полковник Норт?
Норт сегодня выглядит чрезвычайно благообразно. Волосы и борода подстрижены, костюм новый, ботинки начищены. Он выходит к судейскому столу вместе со своим адвокатом.
– Нет, ваша честь, я невиновен!
– Тогда что вы можете сказать относительно этих обвинений?
Тут Генри Ноуленд отвечает вместо своего клиента. Мудрый шаг, если вспомнить, как Норт любит спорить и перебивать, если дело не в его собственном суде.
– Невзирая на показания и обвинения, нет никаких свидетелей, которые могут подтвердить, что все действительно произошло так, как было заявлено. Никто не видел, как мой клиент тем вечером приходил к Фостерам или уходил от них. Никто не видел, как в ее отношении тем вечером совершались какие бы то ни было преступления. Ее единственный свидетель – это повитуха, которая ухаживала за ней девять дней спустя и сама опирается на заявления мистрис Фостер о тех событиях. Пострадала ли она каким-то образом? Несомненно! Есть ли хоть какие-то доказательства того, что виноват в этом мой клиент? Никаких. У нас есть только слова женщины, которая даже не сочла нужным сегодня приехать и дать показания в свою пользу. Насколько серьезно она сама относится к своей выдумке? Господа! – умоляет он, повернувшись к жюри и обращаясь к ним напрямую. – Будьте же разумны! Неужели вы разрушите жизнь хорошего уважаемого человека, добропорядочного члена почтенного сообщества, человека, который честно послужил своей стране не в одной, а в двух войнах? Полковник! Судья! И все это из-за слухов и выдумок? Я верю, что вы достаточно умны и достаточно честны, чтобы не допустить подобного.
Ноуленд возвращается на свое место, а судья Пейн дает Сету знак выйти вперед.
– Господин Паркер, вы хотите еще что-то добавить для суда?
Сет оглядывает зал суда, в последний раз пытаясь найти Фостеров. Взгляд у него настолько полон отчаяния, что мне становится не по себе. Наконец он делает глубокий вдох и обращается к жюри:
– Что честного в том, чтобы игнорировать неоспоримые факты – женщину изнасиловали и теперь она беременна? Никто этого не отрицает. Оспаривают только ее слова. Ее рассказ. Кричат о необходимости свидетелей, будто такие преступления когда-нибудь совершаются при свете дня. Посреди улицы. Зло всегда творится втайне, и вы это знаете. Ребекка Фостер и есть свидетель! И нельзя отмахиваться от ее рассказа просто потому, что из-за беременности на позднем сроке – беременности, ставшей результатом насилия, – она не смогла приехать. Она просила у суда справедливости. Вопрос в том, откажете ли вы ей в этой справедливости. Нет никаких причин сомневаться в ее словах. Защита не предоставила таких причин. Правда была четко и ясно изложена, и вы должны действовать на ее основании как добрые и честные
