К тому времени, когда Сенека появился в трапезной, ужин с участием нескольких гостей подходил к завершению. Присутствовали четверо сенаторов и главный жрец Юпитера; и ещё секретарь Паллант, – как догадывались многие, сердечный друг супруги Клавдия.

Император находился в хорошем расположении духа, с удовольствием поел и выпил вина. Сенеке он показался в этот вечер излишне разговорчивым и добродушным. Поинтересовался, какие науки усвоил Нерон. Остался довольным и вернулся к застолью в ожидании какого-то блюда, заранее обещанного супругой.

Сенека немного удивился, заметив, что рядом с императором нет телохранителя. Отсутствовал также «пробователь кушаний» Галотий. Как объяснила потом Агриппина, она сама прислуживала супругу.

Повар вынес поднос с серебряной чашей; по залу разнёсся запах пряных восточных приправ. Агриппина зачерпнула серебряной ложкой из чаши содержимое, поднесла ко рту Клавдия.

– Попробуй, любимый, – прошептала она с доброй улыбкой, – твоё любимое рагу из молодых «цезаревых» грибочков. Я сама приготовила.

Клавдий послушно открыл рот. Попробовал, глотнул и от удовольствия зацокал языком. Затем придвинул чашу ближе к себе и отобрал ложку.

Не отрывая взгляда, супруга наблюдала, как он ест, и лишь потом облегчённо вздохнула, словно накормила непослушного ребёнка невкусной едой. Успокоилась, когда Клавдий всё доел и с удовлетворением сытно икнул. Прикрыл глаза и задремал на ложе…

Через несколько мгновений Клавдий вздрогнул всем телом и резко приподнялся. Открыл налитые кровью глаза; с усилием раскрыв дёргавшийся в судороге рот, выдавил из себя какой-то звук… Видимо, пытался что-то сказать, но внезапно захрипел, словно в удушье, и опрокинулся навзничь…

Среди гостей поднялась паника. Одна Агриппина сохраняла самообладание, будто знала наперёд, что должно было случиться. Подбежала к супругу, затем отпрянула с криком: «Лекаря! Где лекарь? Это сердечный приступ! У него приступ!»…

* * *

Слуги бережно перенесли бесчувственного императора в спальню. Раздели, обтёрли от неприятных выделений и уложили в кровать. Агриппина распорядилась прикрыть супруга одеялами с головой, причитая:

– У него лихорадка! Ему холодно, его знобит!

Императрица выгнала слуг из комнаты и запретила кому-либо говорить о том, что случилось, тем более об опасном состоянии здоровья Клавдия. Всем объясняла:

– Он болен! Не беспокойте императора! Я сама за ним присмотрю!

Клавдий скончался на рассвете в немыслимых муках. Другого исхода Агриппина не ожидала, поскольку преданный ей врач заранее смазал кончик гусиного пера смертельным ядом. Она всё предусмотрела – если рагу из бледной поганки не возымеет действия, врач тем пером пощекочет горло императору, чтобы вызвать рвоту – так «лечили» пьяниц и обжор после обильной трапезы.

О смерти императора не знал никто. Гости на ужине, свидетели «приступа», если и догадывались, не обсуждали случай ни с кем. Как и Сенека, который молчал, что выглядело как клятва верности Агриппине.

Пока заваленное одеялами мёртвое тело покоилось в закрытой от любопытных глаз спальне императора, его супруга, уже третий раз вдова, спешила завершить «преемственные дела» в пользу сына Нерона. Проводила доверительные переговоры с сенаторами о том, чтобы они признали семнадцатилетнего Нерона преемником Клавдия, а её – регентом при сыне. Также она явилась в храм Юпитера, где предлагала главному жрецу поддержать Нерона, обещая богатые пожертвования.

А пока шли тайные переговоры и сенаторы со жрецами прикидывали свои выгоды, родные дети Клавдия не знали, что их отца уже нет в живых. Агриппина скрывала правду, приходила к Британнику, обнимала по-матерински, называла его точной копией отца. Сестру его Октавию принудила находиться дома, велела охране не выпускать до тех пор, пока она не разрешит.

На людях Агриппина вела себя так, словно с Клавдием ничего не случилось. Велела слугам готовить еду для императора, заказывала любимые блюда, но забирала сама, якобы относила больному. Посылала слуг в храмы к жрецам, чтобы те молили богов о возвращении здоровья и сил Клавдию.

Прошло три дня, когда Агриппина опомнилась и поняла, что ей ничто не угрожает. Она приказала Афранию Бурру привести в Рим верные ему когорты. В следующий полдень ворота дворца на Палатине раскрылись, и случайные прохожие увидели юношу в сопровождении командующего преторианцев Афрания Бурра. По сравнению с яркой императорской тогой бледное лицо Нерона выглядело торжественно взволнованным.

Появилась императрица Агриппина, мать Нерона. Оба прошли к отряду военных, стоявших у входа во дворец. По знаку Бурра воины вскинули правую руку вверх и воскликнули:

– Аве, цезарь!

Люди удивились – так приветствуют только императора, но где Клавдий?

Агриппина ощутила неожиданный прилив решимости. Она обернулась к народу и громко заявила:

– Римляне! Я с прискорбием сообщаю, что император Клавдий по причине остановки сердца только что умер.

Народ немедленно отреагировал. В толпе послышались стенания и возгласы:

– Кто новый император? Британник? Где Британник?

Воины, кричавшие приветствия Нерону, заколебались, оглядывались на командиров и спрашивали:

– А, правда, где наш император Британник?

Настало время Афрания Бура. Он твердым голосом обратился к гвардейцам:

– Император Клавдий умер! У нас есть новый император – Нерон! Аве, цезарь!

Некоторые воины нерешительно повторили: «Аве, Нерон!» Остальные замешкались, затем кое-кто всё-таки поддержал. Но в итоге к их голосам присоединились все в отряде. Выкрикивали приветствие до тех пор, пока Нерон не уселся в открытые носилки.

Преторианцы подхватили носилки с юным императором на руки и понесли в загородный лагерь, где Нерон окончательно пришёл в себя. Он с воодушевлением выступил перед военными с речью, заранее подготовленной Сенекой. Высказался о своей любви к армии, приверженности традициям предков римлян и, чем особенно порадовал, обещал выдать каждому, кто поддержал его в столь трудное время, сумму в размере годового денежного содержания. Но только после того как в Сенате подтвердят его преемственность от императора Клавдия. Преторианцы, воодушевлённые речью юноши, по обычаю, провозгласили его своим «армейским императором».

Оставив военных в восторженно-возбуждённом состоянии, Нерон под надёжной охраной появился в Сенате. Первым делом запросил разрешение «на слово» и произнёс «правильную» речь, полную почтения к уважаемым отцам-сенаторам. В этой речи Нерон проявил обеспокоенность нуждами народа и заявил, что будет думать о могуществе Рима. На этом основании просил доверить ему римский престол как преемнику императора Клавдия. Не забыл извиниться за молодость, но униженно просил помощи сенаторов, которые непременно подскажут ему верный путь к разрешению любых проблем. В завершение этой речи, подготовленной, конечно же, Сенекой, Нерон пообещал не вмешиваться в сенатские дела, всецело доверив этому органу власти управляться с делами государства. Себе же просил командование армиями – и то лишь потому, что в армии достаточно опытных военачальников, на которых ему можно положиться.

Сенаторы, молодые, зрелые и седовласые,