Только минут десять спустя она вспыхнула и положила ладони на пол:

– Простите мою невоспитанность, я забыла представиться. Меня зовут Торибэ Мотоко, – и она протянула мне коробку с конфетами.

Я тоже поклонилась, но формальности были излишними. Мотоко увлеклась сямисэном, как только услышала его звуки. Однако родители настояли на том, чтобы она училась игре на кото, большой четырехугольной арфе. Этому она отдала много лет, но затем уже самостоятельно стала осваивать сямисэн. В отличие от моих приятельниц-гейш и даже преподавательниц нагауты, Мотоко изучала теорию музыки, так что с ней было интересно говорить о звуковых особенностях инструмента и композиции исполняемых на нем вещей.

Постепенно разговор перешел на гейш, и мне стала ясна подоплека визита: Мотоко мечтала пойти в гейши, но не знала, как подступиться к этому делу. Наконец она прямо спросила моего совета. Я не могла не рассмеяться: японка хочет, чтобы я, американка, научила ее, как стать гейшей!

Мотоко жила в пансионе, владелица которого, женщина средних лет, одно время была служанкой в гионском чайном домике. От нее Мотоко наслушалась о жестоком обращении гионских хозяек, об их вечном недовольстве и скандальности. С другой стороны, однажды в летние каникулы она подрабатывала продажей билетов в гионском концертном зале, где для заезжих туристов давали стилизованные под старину представления местных танцоров и музыкантов. Со своими номерами там выступали майко Гиона и Понтотё.

Таким образом, у моей гостьи сложилось определенное впечатление о двух соперничающих общинах гейш. Гион ей представлялся холодным и снобистским, а Понтотё, который она знала меньше, в ее глазах выглядел более дружественным, каким-то семейным. Но жизнь гейш, как она могла судить со стороны, выглядела довольно драматичной. Она наслушалась об их быте много такого, что не могло не насторожить скромную женщину. Именно с целью развеять подобные сомнения она и пришла ко мне.

Перед самым ее уходом мне позвонили и пригласили на банкет. Гостья подождала, пока я надену кимоно, и мы вместе с ней вышли из дома. Она проводила меня до чайного домика в Понтотё, где меня ждали, и там мы простились. В комнате, выходящей окнами на реку, вместе с двумя гостями сидели еще одна гейша, майко и окасан дома. Через открытые настежь окна в вечернем сумраке виднелись силуэты дальних гор, а с реки, вздувшейся после обильных дождей, доносился шум перекатываемых водой камней.

Разговор с Мотоко не выходил у меня из головы, и когда застольная беседа затихла, я упомянула о своей гостье. Неожиданно для меня хозяйка дома сразу откликнулась вполне доброжелательно:

– Что же ты не привела ее сюда?

Сидевшая тут же другая гейша ее поддержала, сказав, что мою знакомую вполне можно представить этим галантным господам. Вечер проходил очень мило, и Мотоко наверняка порадовалась бы характеру наших застольных разговоров, музыке и общей атмосфере компании. Будь к тому времени готов контракт о найме, его тут же с ней подписали бы.

Банкет закончился около десяти часов. Я вернулась в «Мицубу», где застала свою окасан в компании приятельницы, с которой они весело распивали пиво в комнате хозяйки. Мне помахали, чтобы поднялась к ним, и стали расспрашивать, как прошел мой очередной банкет. Я рассказала им про Мотоко.

– В следующий раз приведи ее ко мне, – велела окасан, сказав, что знает несколько домов, где с радостью возьмут на содержание гейшу, тем более если она играет на сямисэне. – Стать гейшей в Понтотё ей будет проще простого. И возьми ее с собой на фестиваль в Гион на будущей неделе, – посоветовала мне окасан вдогонку. – Мы представим ее Корике и другим мамам Понтотё.

Требуется гейша

Общины гейш рекламных листовок не печатают. Чайные домики тоже не зазывают к себе посетителей с помощью объявлений, и ассоциации гейш не рекламируют своих членов. Ряды гейш ныне пополняются из разных слоев общества, и каждая отыскивает собственный путь в подходящее для нее ханамати через знакомых или с помощью родственных связей. Газетные колонки «Требуются» здесь не в ходу, если не считать особенно крупных общин в курортных городах вроде Атами.

Кэнбаны и мамы чайных домиков, конечно, понимают, что вокруг ходят будущие гейши вроде Мотоко, которые не могут к ним попасть по простой причине: для посторонних ханамати закрыты, это вещь в себе. И все же самим искать будущих гейш не принято.

Но потребность в новых молодых гейшах существует, и, когда встречается подходящая девушка, мамы прилагают все усилия, чтобы заполучить вероятную кандидатку в гейши. Видя привлекательную и увлеченную традиционной культурой молодую женщину, да еще с артистическими данными, все мамы сразу оживляются. Мой рассказ о Мотоко так распалил их интерес, что им сразу захотелось на нее посмотреть. Они увиделись через неделю на гионском концерте, и впечатление было самое благоприятное. Мотоко тоже осталась довольна всем – и обществом окасан, и концертом, и аудиторией, состоявшей в основном из гейш.

Но сама Мотоко разрывалась надвое. Цель для нее была ясна: передаваемая из поколения в поколение музыкальная культура. К этой цели вели два пути: заниматься сямисэном в естественной среде мира гейш или избрать академическое образование. Мотоко никак не могла принять решение. Ей хотелось сразу и того и другого: пойти учиться в консерваторию, а вечерами работать гейшей. Но в Киото такое совмещение невозможно: академическое образование в этой области доступно только в Токио. Решение откладывалось, и, к чести всех заинтересованных в моей знакомой мам, они ее не торопили.

Прошло несколько недель. Одним воскресным утром мне позвонила Сакурако, знакомая гейша из Симбаси, приехавшая на несколько дней в Киото. Мы давно не виделись, и мне хотелось узнать, как у нее идут дела: уже год, как она перешла на положение полноправной гейши. Мы условились встретиться в музее искусств. Сакурако держалась уверенно и была словоохотлива, благодаря чему у меня появилась отличная возможность сравнить наши с ней впечатления.

По происхождению Сакурако очень походила на Мотоко. Обе были самостоятельными молодыми женщинами из семей среднего класса, где интерес к карьере гейши не одобрялся, и обе увлекались классическим искусством: Сакурако – танцем, Мотоко – музыкой. Лучшего советчика для моей новой знакомой было не найти, и я пригласила ее пообедать с нами.

Чтобы подышать атмосферой настоящего Понтотё, необязательно идти в дорогой чайный домик. На берегу появилось несколько новых ресторанчиков. Например, «Удзуки» с неоновым зайчиком на фоне луны переоборудовали из фешенебельного чайного домика, сохранив элегантность (а также цены) последнего. А «Яматоми», также некогда бывший чайным домиком, теперь