потом быстрым шагом удаляясь от своего рабочего места, некогда столь престижного, бросая тревожные взгляды в сторону палаточного лагеря.
Потом прибыла «скорая», и все вокруг начали хлопотать вокруг замученного мужика, навзничь лежащего на грязном асфальте. Я поснимал ещё немного, а потом бегом направился к ближайшему «Макдаку», сливать видео и отдиктовываться по телефону.
Когда я вернулся, на тротуаре перед главным входом в офис «Интера» шёл многотысячный митинг. Народом были запружены не только Дмитриевская, но и соседние улицы. На место событий приехал специальный майданомобиль – огромный джип, увешанный мощными колонками, экранами и светодиодами. Из кузова этого джипа как раз выступал очередной борец с москалями и жидами:
– …сохранить национальную идентичность! Иначе пропадёт наша Украина под натиском москальских ворогов! Запретить русский язык вообще, как язык оккупантов и фашистов! А на телевидении, если кто по-русски начнёт разговаривать, сразу в тюремную камеру отправлять! Или пусть катятся в свою Сибирь!
Меня изумило, что проговаривал он всё это по-русски. Я даже потряс головой, предполагая, что уже на автомате перевожу с украинского на русский, сам не замечая этого, когда кто-то из толпы рявкнул:
– А что ж ты, пан, сам на мове не размовляешь?
– А чтобы до всех дошло! Потому что, к великой нашей скорби, на вражеской мове говорят ещё многие миллионы обманутых москалями украинцев.
Действительно, из сорока миллионов украинцев тридцать пять говорят по-русски как на родном, но никто из этих миллионов не оказался готов защитить свою культуру, послушно уступая более пассионарным соседям из Галиции. С таким же успехом русских граждан Украины могли бы заставить перейти на ассирийский – например, потому, что внезапно бы выяснилось, что Бандера прибыл на Украину из древней Месопотамии. Помялись бы немного, осторожно возражая, а потом перешли бы на ассирийский как миленькие. И штатные филологи из Института памяти Украины подвели бы нужную идеологическую базу.
Интересно, а когда в Америке победят упоротые леваки и заставят Техас и Калифорнию перейти на испанский, там это тоже безропотно проглотят?
– Да что вы, в Техасе народ сразу достал бы свои винчестеры и кольты, да погнал бы сраных демократов вместе с мексикашками обратно через Рио-Гранде.
Оказалось, я задал этот вопрос вслух, и мне ответил тот самый пожилой мужик, напомнивший нацикам про Холокост в Киеве.
– А вы почему до сих пор домой не уехали? – удивился я.
– Там ещё не меньше сотни человек осталось, в основной редакции. Не могут выйти, всё опять блокировано.
– А как вы им поможете?
– Никак. Но уйти я не могу, понимаете? Меня потом совесть замучает.
– Понимаю.
Мы постояли с ним некоторое время рядом, плечо к плечу, в плотной толпе митингующих за будущую Украину, свободную от москалей и жидов, пока он мне не предложил:
– Пойдёмте вместе к полицейским, может, они вас, как журналиста, послушают? Надо же что-то делать, людей почти сутки не выпускают из редакции. Сначала подожгли, а теперь держат в здании. Это же незаконно.
– Простите, вас как зовут?
– Борис Лазаревич. Я звукооператор.
– Так вот, Борис Лазаревич. Я русский журналист, я прибыл сюда из Петербурга. Боюсь, вашим полицейским мои советы не понравятся. Особенно когда они проверят мои документы.
Борис Лазаревич отчётливо вздрогнул, отстраняясь от меня.
– Как же вы попали в Киев? Русским ведь запретили въезд. Или вы на нелегальном положении?
– Можно сказать и так, – кивнул ему я. Он долго смотрел на меня, пока не спросил шёпотом, наклоняясь своей седой головой к самому моему многострадальному правому уху:
– Неужели вас никто не сдал за всё это время? Ни нашим фашистам, ни нашей полиции?
Я не стал ему рассказывать про грустную участь Алёны Григорьевны или про другие свои приключения, а просто легко соврал:
– Нет, никто не выдал – ни тем, ни этим.
– А давно вы у нас?
– Полгода.
– Потрясающе, – сказал он, оглядываясь вокруг, где как раз митингующие начали с воодушевлением петь гимн Украины.
Потом он помолчал и спросил:
– А почему вы думаете, что я вас не выдам?
– Потому что вы еврей. Вас за это Яхве покарает, – ответил я ему, уже скучая. Он мне быстро надоел своей прилипчивой и пустой надсадностью. Но отделаться от него оказалось непросто.
– Скажите, а вам в Петербурге хороший звукооператор не нужен?
– Слушайте, но мы же не можем эвакуировать в Россию всех граждан Украины, – сказал я ему укоризненно.
– А всех не нужно. Спасать нужно самых квалифицированных. Вот я – квалифицированный, – ответил он быстро, искательно заглядывая мне в лицо. – Вам это будет даже выгодно – я здесь работаю за 400 долларов в месяц, выпускаю четыре сюжета за смену. В месяц 12 смен. Сколько у вас такие специалисты получают?
– 15 долларов в час, – ответил я ему, лишь бы он отстал.
Но он не отстал, что-то считая в уме, а потом и на пальцах. Потом он снова заговорил:
– Послушайте, русские и евреи должны друг другу помогать. Вы видите, что творится в мире – русские уже заняли место евреев. Скоро русским западная цивилизация устроит такой же Холокост, как евреям устроила 80 лет назад.
– Русские пока ещё не евреи в Третьем рейхе, извините. У нас, если что, найдётся чем вздрючить этих джентльменов. Ядерную триаду никто не отменял. Весь мир в труху, и вот это прочее мы обеспечим, не сомневайтесь.
– А они вас не напрямую будут бить, тут вам оружие не поможет. Они издалека будут душить: санкциями, судебными исками, блокадами разными. А как прижмут вам экономику, начнут изнутри мутить, чтобы вы сами себя уничтожили. Как мы на Украине.
– Вы сейчас чего от меня хотите? – я откровенно устал с ним спорить.
– Пойдёмте к полицейским, попросим вывести людей из здания. А потом поужинаем с вами. Мне ещё очень многое вам нужно рассказать.
Мы пошли сначала к главному входу, но там полицейских не нашлось. Тогда мы вернулись к служебному и там обнаружили толпу не меньше, чем на митинге с той стороны. Эта толпа, как ни странно, по большей части состояла из вменяемых людей – сюда, похоже, пришли обычные киевляне, привлечённые сообщениями из СМИ о ситуации вокруг телеканала «Интер». Впрочем, возможно, там были и родственники заложников.
У самого входа, возле металлической решётки, снова дежурили около десятка нациков в чёрных балаклавах, подпирая плечами запертые ворота.
Рядом стояли полицейские числом не меньше взвода.
Мы подошли поближе и услышали дискуссию между всеми участниками событий.
– Что это такое, почему какие-то мужланы не дают выйти на улицу нормальным людям? – кричала на полицию интеллигентного вида женщина в