– Не понимаю, – повторил Туманов, – наверное, что-то случилось.

– Это что же такое могло случиться, что лодку снимают с боевого задания и бросают на произвол судьбы семь человеческих душ, которые нас под Петсамо дожидаются? – пристально глядя в глаза Туманову, вопрошал капитан.

– Не понимаю, – еще раз повторил расстроенный и этим известием, и прокурорскими интонациями капитана Туманов.

– Ладно… – сказал, вставая, капитан, – Бог даст, когда-нибудь поймем.

И в его словах Туманову послышалась явная угроза.

* * *

Сквозь вокзальную толпу метнулась тщедушная фигура, судорожно прижимая к груди что-то завернутое в холстину.

– Держи его! – завопил пронзительный бабий голос.

Толпа накрыла воришку и начала молча и деловито пинать ногами перекатывающееся по дощатой платформе человеческое тело с болтающимися конечностями, похожее на выпотрошенную тряпичную куклу.

– Господи! – ужаснулась Галина. – Они же убьют его.

– Из Ленинграда эвакуированный… – предположил Данияр. – Они там голодали сильно и здесь, как только еду видят, сразу воруют. Даже не убегают – украдут и тут же едят. Их бьют, а они все равно воруют. Сильно голодали там, – повторил он.

Мимо них пробежал патруль.

– Товарищ Коврова, если будут спрашивать о вас, что говорить? – спросил Данияр.

– Ой! Я и не подумала! – призналась Галина. – Ведь точно спрашивать будут.

– Может, сказать, что вы к маме и сыну уехали… в Свердловск? – предложил Данияр.

Галина почувствовала в этом невинном предложении скрытый укор и подозрительно посмотрела на Данияра, но в черных азиатских глазах юноши нельзя было прочесть ничего.

– Да, скажите, что я уехала в Свердловск… к маме и сыну, – с вызовом попросила она.

– Это вам, – Данияр протянул Галине расшитый домотканый мешок.

– Спасибо, я взяла продукты, – не приняла подарок Галина.

– Тут лепешки, сушеные фрукты и сушеное мясо. Лепешки моя бабушка пекла утром, – растерялся юноша.

– Ну, раз бабушка… – Галина взяла мешок. – Данияр, а как вы все-таки достали пропуск?

Данияр первый раз улыбнулся.

– Достал… – уклончиво ответил он, – родственники помогли.

– Спасибо, – она быстро поцеловала юношу, – спасибо за все! Прощайте!

Она пошла к поезду.

– Товарищ Коврова! – догнал ее Данияр. – Если я приеду в Москву, где я смогу найти вас?

– Замужем, – быстро сказала Галина и тут же пожалела об этом…

Данияр побледнел от обиды и от той грубости, с которой были сказаны эти слова.

– Простите меня, Данияр, – попыталась загладить вину Галина, – а найти меня в Москве просто… или в театре, или на «Мосфильме».

– Я приеду, – угрюмо пообещал Данияр, – вот увидите… я приеду.

– Приезжайте, – попросила Галина, – я помогу вам с поступлением.

– Я сам поступлю, – ответил гордый Данияр.

– Хорошо, – согласилась Галина, – сами так сами. Прощайте.

У вагона у нее еще раз проверили документы. С трудом взобравшись по крутым ступенькам, она вошла в тамбур и обернулась…

Данияр сидел на корточках и плакал.

Галина вошла в вагон.

* * *

Лодка тихо разворачивалась у пирса, на котором ее ожидало флотское начальство. Швартовая команда закинула причальный конец, который был скоренько обернут принимающими матросами вокруг причальной тумбы.

– Где капитан Туманов? – прокричал в жестяной рупор член военного совета Северного флота комиссар второго ранга Янгулов.

– Здравия желаем, товарищ комиссар второго ранга! – зло прокричал с капитанского мостика на самой верхотуре боевой рубки капитан подлодки. – Здесь он! Сейчас поднимется!

И уже вполголоса, обращаясь к штурману, стоявшему рядом с ним, убежденно сказал:

– Я же говорил – фрукт!

– Капитан Туманов из боевого похода прибыл! – доложил члену военного совета ступивший на пирс Туманов.

– На аэродром, в самолет, в Москву, – приказал член военного совета.

– Товарищ комиссар второго ранга, – обратился к багровому от ненависти ко всей газетной братии члену военного совета Туманов, – со мною фотокорреспондент…

– У меня приказ, в котором ясно сказано про капитана Туманова, а про фото- и прочих корреспондентов там ничего не сказано, – едва сдерживаясь, объяснил член военного совета.

– Но могу я хотя бы… – покраснел Туманов.

– Не можете! – с наслаждением отрезал член военного совета. – Вы можете сесть в машину и ехать на аэродром! Это все, что вы сейчас можете.

– Слушаюсь! – вскинул руку к ушанке Туманов.

Когда машина с Тумановым уехала с пирса, капитан подлодки повернулся к вылезшему на палубу Мише и весело сказал:

– Ну, рассказывай, толстый, кто это был? – и ткнул большим пальцем себе за спину – в сторону отъехавшего автомобиля.

В съемочном павильоне объединенной киностудии ждали исполнительницу главной роли, народную артистку республики – Галину Васильевну Коврову.

– Ну что… гасим? – спросил бригадир светотехников у оператора-постановщика, сидевшего в раскладном полукресле, на полотняной спинке которого была обозначена его профессия: «оператор».

– Гасим, Александр Борисович? – переспросил оператор у режиссера-постановщика, сидевшего рядом с ним в таком же полукресле, только с надписью «режиссер».

– Подождем, – коротко ответил Столпер.

– У меня угли заканчиваются, – сообщил бригадир светотехников, – эти прогорят, надо будет перерыв устраивать, для замены.

– И через три часа электричество отключат, – напомнил оператор-постановщик.

– Подождем еще немного, – попросил, вставая, Столпер, – Михеев скоро уже вернуться должен.

– Как скажете, – равнодушно пожал плечами бригадир.

Столпер вошел в декорацию фронтовой землянки с бревенчатыми стенами, с земляным полом, с настоящей зеленой елкой посередине, украшенной самодельными игрушками, ударил кулаком по бревенчатой стене и горестно сказал, не обращаясь ни к кому:

– О горе, горе! Беда-то какая! Все с Урала везли! Все! Каждую деревяшку! Елку с корнями!

Посмотрел на одетых и загримированных актеров, дремавших на покрытых соломой нарах, повернулся к оператору и убежденно сказал:

– Что-то случилось!

В павильон, стараясь не шуметь, вошел неопределяемой ориентации помощник режиссера, снял холщовый картуз[113] и встал у стены.

– Михеев! – закричал увидевший его Столпер. – Михеев! Что же вы стоите там как сирота казанская! Где Галина Васильевна? Что с нею?

– Съехала, – кашлянув в кулак, объяснил Михеев.

– Я не расслышал… – быстро подходя к нему, спросил Столпер, – что с нею?

– Съехала, – еще тише повторил Михеев, затравленно глядя на проснувшихся актеров, окруживших его.

– В каком смысле? – Столпер затряс головой, как будто пытался отогнать дурные предчувствия.

– Галина Васильевна съехала с гостиницы с вещами, – горестно объявил Михеев.

– Куда съехала? – поторопил Михеева Столпер.

– Никто не знает, – устало ответил помреж.

– Товарищи… – Столпер повернулся к группе, – это невозможно! У нее еще два съемочных дня и озвучание! Она обязана быть здесь и сниматься!

– Надо в милицию заявлять, – спокойно сказал грузный мужчина с бритой головой.

– Вы думаете? – засомневался Столпер. – Может, еще поискать? Может, она у знакомых?

– С вещами? – ухмыльнулся бритый. – Михеев, поедете со мною в милицию.

– Как скажете, Илья Владимирович. – Михеев поспешил подать ему пиджак, висевший на раскладном полукресле.

Когда Михеев снял пиджак, на полукресле обнажилась надпись: «Директор».

– Помяните мое слово, – вырывая из рук Михеева одежду, грозно сказал директор картины, – это последняя кинокартина в ее жизни!

С этими словами он вышел из павильона. Мрачный Михеев последовал за ним.

– С кем она встречалась до отъезда? – допрашивал Данияра, ввиду важности дела, сам начальник управления НКВД по Ташкенту и Узбекской ССР, полковник Каримов.

– С товарищем Соколовой, – ответил Данияр.

– Где?

– В старой турецкой бане.

Начальник управления недоуменно посмотрел на Данияра:

– А ты там что делал?

– Я провожал товарища Коврову до бани, – объяснил Данияр.

– О чем они говорили, не слышал?

– Нет. Я на улице ждал.

– Ты ее на вокзал провожал?

– Я.

– Почему ты?

– Товарищ Коврова попросила. У нее много вещей было. Я помогал ей.

– Куда она поехала?

– В Свердловск. К своей маме и сыну.

– Точно в Свердловск?

– Она сказала в Свердловск.

– Что она еще говорила?

– Все. Больше ничего.

– А чего ты плакал тогда?

– Жалко было, что она уехала.

– Чего тебе вдруг жалко стало?

– Товарищ Коврова очень красивая женщина и очень хороший человек.

– Хорошо… – улыбнулся начальник управления, – расскажи нам теперь о том, кто ей сделал разрешение на выезд?

Данияр молчал.

Личный адъютант Верховного главнокомандующего придирчиво осмотрел стоящего перед ним Туманова – небритого и помятого, в шинели, с кожаной тужуркой в руке и вещмешком за плечами.

– Прямо с фронта? – спросил озабоченно он.

– С подводной лодки, –