– Мне очень жаль. – Я похлопываю мистрис Ней по плечу. – Схожу за Чендлером.

Доктор Пейдж в беспамятстве растянулся на кушетке в гостиной. Одной рукой он прикрыл лицо, нога сползла с кушетки. На груди у него стоит пустая рюмка для бренди, покачиваясь с каждым его вздохом.

Плохо у него с выносливостью, думаю я. Потом смотрю на Чендлера – тот тоже спит, но сидя на стуле, только голова склонена набок. Трубка до сих пор у него в руке, и от нее идут в воздух тонкие струйки дыма. Пожалуй, у всех мужчин плохо с выносливостью.

Я легонько трясу Чендлера за плечо, он всхрапывает и просыпается.

– У вас красивый здоровый сын, – шепчу я.

Он подскакивает и явно собирается заорать от радости, но я подношу палец к его губам, качаю головой и указываю на доктора Пейджа. Я бы предпочла не общаться с доктором без крайней на то необходимости, так что вывожу Чендлера в прихожую и закрываю за собой дверь гостиной.

– Элиза справилась просто прекрасно. Они отдыхают наверху.

– Сын. – Он запускает руки в волосы. – Как мы его назовем?

– Очевидно, Томас. Но если вы не согласны, лучше побыстрее скажите жене. Она стала звать его Томасом с того самого момента, как увидела его лицо.

– Томас. – Чендлер расплывается в широченной улыбке, а потом, словно впервые осознав, что все еще держит трубку, подносит ее к губам. Набрав полный рот дыма, он складывает губы, чтобы выдуть колечко. Ничего не получается. Дым вылетает белым клубом и рассеивается, но его это не смущает. – Томас так Томас!

С тех самых пор, как меня днем вызвали к Роббинсам, я гадала, как вывернуть на нужную мне тему. Но никакого легкого способа это сделать нет, и я иду напролом.

– Можно я вас быстро кое о чем спрошу, прежде чем вы подниметесь наверх?

– Конечно.

– Вопрос странный, уж извините.

– Давайте.

– Вы ведь помогали доставать Джошуа Бёрджеса из-подо льда тем утром? В ноябре. Его же нашли у Бамберхук-Пойнт, прямо перед вашей верфью.

– Точно. Они пришли ко мне, потому что это моя земля. Нас семеро было. Может, восьмеро, уже не помню. Было темно и холодно, и с тех пор уже несколько месяцев прошло.

И он был уже пьян к тому времени, когда я приехала в таверну, но не стоит об этом напоминать.

– Но фонари у вас были? Вам же было достаточно света, чтобы достать его? Вы поняли, кто это?

– Да.

Дальше я продолжаю осторожно, понизив голос до шепота на случай, если доктор Пейдж проснулся.

– И что вы подумали?

– То же, что и вы, мистрис Баллард. Что его повесили. Это казалось очевидным. Мы все так подумали.

– Но веревки не было?

– Только та, на которой Сэма Дэвина вытягивали из реки. Около трупа ничего не было.

Тут нас прерывает пронзительный крик младенца, и Чендлер смотрит наверх.

– Спасибо, – говорю я. – Идите к сыну.

Он разворачивается и готов уже взлететь по ступеням, но я в последний момент успеваю схватить его за куртку.

– Только без этого, – говорю я ему, отбирая трубку. – Нельзя курить рядом с младенцем, это вредно для его новеньких легких.

Чендлер взбегает по ступенькам, прыгая через одну, а когда он скрывается из вида, я подношу трубку к губам и затягиваюсь. Табак Чендлера пахнет вишней и шоколадом. В него добавлена патока и ваниль, но на вкус он не отличается от любого другого табака. Просто подороже, получше качеством. Табак, за который платят деньги. Который продается в маленьких мешочках и пахнет джентльменами и учеными. Настоящий табак. В трубке ни сажи, ни золы, и я не пытаюсь пускать кольца. Просто стою под лестницей, дым клубится вокруг моей головы, а я обдумываю то, что сказал мне Чендлер.

– Дайте-ка сюда, – говорит подошедшая сзади мистрис Ней. На мгновение мне кажется, что сейчас экономка меня отругает. Но она добавляет: – Вы неправильно это делаете.

Потом худощавая седая мистрис Ней подносит трубку к губам, втягивает щеки, затягивается и выдувает идеальное колечко дыма, которое поднимается вверх и растет, пока – набрав фут в диаметре – не рассеивается в воздухе.

Таверна Полларда

Я иду домой, но когда прохожу мимо таверны, на улицу вываливаются двое пьяных и на меня обрушивается теплый аромат стряпни Эбигейл. Мы с мистрис Ней перекусили вечером, но я ела без аппетита, помня, что доктор Пейдж в соседней комнате и может проснуться в любой момент. У меня не было настроения терпеть его нападки, так что я оставила счастливую семью и направилась домой, к своей постели. Но запах сытной еды заставил меня свернуть с пути.

Внутри вовсю пылает пламя в очаге, ярко горят факелы. Комната только наполовину полна посетителями, зато смехом заполнена до краев. У дверей меня встречает Мозес. Щеки у него румяные, он широко улыбается.

– Вы не заболели, мистрис Баллард? – спрашивает он, глянув на меня.

– Нет, я только с родов. Шла домой, и тут почуяла запах с кухни твоей матери.

– А-а, понятно. Тогда давайте я вам принесу что-нибудь поесть. Подкрепиться перед дорогой домой.

Я иду за ним к столу в глубине комнаты и со стоном опускаюсь на скамью. В последние годы я стала замечать, что все время издаю звуки. Встаю со стоном, сажусь с кряхтением. Иногда мне кажется, что я шагу не могу ступить, чтобы какая-то часть меня не заскрипела или не затрещала, и именно эти звуки гораздо сильнее, чем седина и морщины у глаз, заставляют почувствовать, что средний возраст подходит к концу.

Вскоре Мозес уже ставит передо мной тарелку.

– Жаренный на вертеле цыпленок с морковью, луком и картошкой.

Еще на тарелке ломоть хлеба, щедро намазанный маслом, но не успеваю я поблагодарить его, а тем более поднести вилку ко рту, как он шепчет:

– Вы слышали про дом Бёрджеса?

– Нет, а что я должна была слышать?

Мозес оглядывается по сторонам, проверяя, не подслушивает ли кто, потом садится на скамью напротив меня.

– Ну да, вы ведь роды принимали, откуда вам слышать.

Он явно хочет рассказать мне новости, но я сильно проголодалась, так что, пока он подбирается к своей истории, я откусываю кусок картошки. Ох, даже вкуснее, чем мне помнилось. Никогда не пойму, как Эбигейл Поллард готовит то же блюдо, что и я, и у нее выходит в десять раз вкуснее. Мозес продолжает, а я успеваю откусить еще.

– В начале месяца кто-то сжег дотла дом Джошуа Бёрджеса. Но обнаружилось это только сегодня утром.

Я чудом не подавилась.

– Почему?

– Ну, наверное, к покойникам редко ходят гости. Но за завтраком пара трапперов про это упомянули. Папа думает, там судья Норт и прятался после слушаний. Но всего несколько дней, только чтобы переждать бурю.

Я выпрямляюсь.

– А почему не дольше?

– Дом уже несколько недель как сгорел.

– А откуда он знает, что это был именно Норт?

– Сарай не сгорел. А там было полно отпечатков собачьих лап. Папа думает, он там Цицерона держал.

– Он не взял с собой пса?

Мозес покачал головой.

– Я его видел сегодня днем на крыльце в Норт-Мэноре. Должно быть, он отвел пса домой перед тем, как уехал из города насовсем. Очень хитро было со стороны Норта там прятаться. Бёрджес мертв, никто не стал