не выходили ли здесь с недавнего поезда два милиционера с девочкой – подростком и её вещами. Люди пожимали плечами и отрицательно покачивали головой. Узнал я и адрес местного детского дома. С неделю пасся вокруг него, выглядывая, нет ли моей сестрёнки среди ребятишек, строем идущих в город или играющих среди огромных сосен за оградой, но никого даже близко похожего на мою сестрёнку Олю я не высмотрел. – Виталий помолчал. Светало. Звёзды таяли, небо бледнело. Просёлочный тракт и лес по обочинам принимали дневные очертания. Не беспокоил друга никакими дополнительными расспросами и Валерий. Вот тебе и рубаха-беспризорник! Выходит, что судьба-то у парня костоломная. Да мало ли нынче таких вот по Советскому Союзу! Но ведь не озлобился, не переметнулся к врагу, мстя за свою изломанную юность и гибель родных. Сазонов, словно прочитав мысли товарища, усмехнулся: – Ты, небось, думаешь, почему ты, Сазонов, здесь, а не там, по ту сторону фронта? Видишь ли, Валера, я очень люблю своих родителей, а они беззаветно любили Россию. И я, предав Родину, предам и оскверню память отца и матери. А сестру Ольгу, как только набьём морду фашистам, опять буду искать. Я думаю, она жива. Теперь для полной ясности еще пару слов обо мне, а потом я закончу свою исповедь одним интересным случаем, рассказать раньше о котором было всё недосуг. Так вот, около двух лет я бродяжил, но метрик своих, я их забрал из дома с собой, не потерял, и поэтому в тридцать девятом поступил в Перми в ФЗУ. С началом войны работал токарем на заводе по изготовлению снарядов, ну, а дальше ты всё знаешь.
Виталий приподнялся, обхватил руками уходящую вверх стропилу и с хрустом подтянулся. После этого опять присел на прежнее место у пулемёта, предварительно оглянувшись на спящих в глуби чердака ребят из второго расчёта, и продолжил свой рассказ:
– Помнишь, зимой, в начале сорок четвёртого, под Витебском, соединившись с соседней армией, взяли мы немца в котёл. Там у них еще блиндажи были как с иголочки, ни пылинки, ни снежинки. Они ж тогда не думали, что мы проломаем всё и вся и выйдем через болота им в тылы. Так вот, врываемся мы с Колькой Шабалиным после рукопашной в один такой игрушечный блиндажик, добиваем в полумраке двух дёрнувшихся немчиков, выбрасываем их наружу и начинаем приводить в порядок своё жилище. Ты же знаешь наш фронтовой неписаный закон: кто первый занял землянку или блиндаж врага, тот и хозяин. Только мы осмотрелись в помещении, только поправили застеленные добрыми суконными одеялами нары, врывается к нам капитан с малиновыми погонами энкэвэдэшника на плечах полушубка и давай размахивать пистолетом у нас перед носом: выметайтесь, мол, немедленно из моего блиндажа, а то не ровен час – пристрелю на месте. Мы ему: а как же, товарищ капитан, закон фронтовиков? Иди, мол, ищи свободную землянку. А он в ответ резко наводит ствол на нас, и палец уже на спуске. А у меня в правой, ударной, руке, как на грех, саперная лопатка. Я ему в секунду, сам не понял как, а – полчерепа-то, с затылка, снизу вверх и снёс. Что ж, думаю, ты, ирод, под горячую руку лезешь. Он на нары и завалился, каска-то скатилась, и вот они – окровавленные колечки бабьих кудрей. Прямо как те, что мне годы спать не давали. Пригляделся, а обличье-то памятное, того самого чекиста, что отца убивал. У меня даже лопатка выпала из рук, и я, разом обессилев, присел на противоположные нары. А Колька мне кричит: надо быстро убирать капитана, а то вдруг кто явится. Потом не отмажешься. Я собрался с духом, и мы тут же оттащили труп по ходу сообщения подальше от нашего блиндажа и бросили рядом с убитыми фашистами. Вот уж действительно, неисповедимы пути человека в земной юдоли.
– Да-а, брат Виталий, занятная и даже поучительная история вышла у тебя. Захочешь такую сам придумать, а ума-то и не хватит, – Валерий улыбнулся каким-то своим мыслям и закруглил разговор: – А всё равно, хороших людей на свете больше, чем всякой сволочи. Иначе бы и мы не сидели здесь, а были бы теперь уж точно в особом отделе, ждали трибунала. И не факт, что нас бы оттуда выпустили живыми и здоровыми. Что ни говори, а везунчики мы с тобой, брат Виталий.
– А вот и гости пожаловали, – обыденным голосом спокойно вымолвил сидевший лицом к слуховому окну Сазонов и обернулся к Валерию. – Буди ребят, пусть живо готовят пулемёт! А я пока подпущу их поближе.
Валерий, прежде чем уползти в глубь чердака, на мгновение бросил взгляд на просёлок. По нему с запада двигалась большая колонна немецких пехотинцев. Шли они уверенно, особо не соблюдая строя, заполняя собой всё пространство большака. Было до них примерно метров сто. Так что время подпустить их еще метров на тридцать, а потом ударить наверняка пока имелось. Однако ползти Антропову не пришлось – бойцы соседнего расчёта, видимо, почуяв опасность, давно уже сами проснулись и сейчас подползали к своей огневой точке. И хотя до немцев расстояние было не малым и услышать их те не смогли бы даже при большом желании, пулемётчики разговаривали меж собой шёпотом.
– Ребята, огонь откроём, как только немцы минуют вон ту кривую ольху на опушке и первые ряды выйдут на поляну, – Валерий, как сержант, принял на себя обязанности командира. – Виталий, звони на КП, доложи обстановку. Скажи, что мы вступаем в бой с батальоном противника. Пусть шлют подкрепление.
– КП не отвечает, командир, – после минутного кручения ручки полевого телефонного аппарата громким шёпотом ответил Виталий. Сазонов был серьёзен, как никогда. – Наверное, провод где-то на линии повреждён.
– К бою, ребята! – И Валерий, припав к станкачу, пустил длинную очередь в самую гущу немецких солдат. Через мгновение застрочил и другой станкач, обильно поливая свинцом опешивших от неожиданности немецких пехотинцев. Человек двадцать сразу полегло, перегородив дорогу, остальные бросились врассыпную в спасительный лес.
– Что, выкусили, уроды! – азартно кричал Виталий, искусно поправляя пулемётную ленту, и как только выдавалась свободная минутка, он хватал автомат и сыпал короткими очередями по наступающим из леса гитлеровцам. Широкую душу парня затопил непередаваемый восторг боя. – Мы здесь, как в доте, каменные стены, два пулемёта, автоматы, гранаты, – радостно орал, стараясь перекричать треск и вой стрельбы, Виталий, и поворачивался на миг к соседнему расчёту. – Братцы, не пускайте их на поляну, валите всех на опушке!
Под ураганным огнём с чердака риги выступившие было из леса гитлеровцы вынуждены были,
