которого уже застыл хорунжий, вскинувший руку к кубанке. Спазм стеснил Фаине дыхание. До звона в ушах она вслушивалась в многозвучный вешний день, ожидая выстрелов. Павлов стоял в полный рост, но с противоположной стороны улицы его прикрывала машина. Фаина успела рассмотреть неровное лицо, между толстой губой и торчащим носом – узкие, как у Гитлера, усёнки. Атаман двинулся, приволакивая ногу. Три винтовочных выстрела грянули подряд! Павлов присел. Охранник вскинул «шмайсер». По звуку определив, откуда стреляли, дал очередь. Снова ахнула винтовка, и автоматчик уже уверенней полосонул по окнам первого этажа. Оглушительно брызнули осколки стекол. И вдруг из подъезда дома, взятого казаком на прицел, выбежал и безрассудно метнулся по гулкой брусчатке парень в полупальто, с мотающимся на плече красным концом шарфа.
– Стой! – закричал автоматчик, пускаясь следом. Но убегающий только пригнул голову и вильнул к стене. Его скосила длинная очередь, бросила на край тротуара. Подпольщик заколотил ногами, утих. Все это произошло так быстро, что Фаина не успела испугаться.
С криками и грохотом сапог из кабинетов сыпанули казаки и прибывшие на совещание офицеры. Они окружили Павлова, возбужденно рассказывающего полковнику Ротову, тоже оказавшемуся здесь, о том, что случилось. Фаина нашла в себе силы спокойно спросить у незнакомого есаула, выходя на улицу:
– Атаман примет меня по личному вопросу?
– Не до вас! Обр-ратитесь в др-ругой день! – пророкотал офицер, привлекая внимание столпившихся у машины штабников. Мельком и безразлично глянул на просительницу и Походный атаман. С обиженно поджатыми губами, она уходила, стуча каблуками ботинок по затененному синему тротуару.
От штабного пункта, с окраины Львова, Фаина добиралась до Театральной площади больше часа. Нарушая приказ Сизова, потрясенная развязкой, она зашла в кафе, ощутив чудовищный голод.
Наспех заказала борщ, две порции котлет с гарниром, нарезку соленых огурцов и бутылку польского пива. Она ела жадно, почти не разжевывая, и не замечала, что по щекам крадутся слезинки…
5
Подобно тому, как раскаленная в кузнечном горне заготовка не с первого и не со второго удара молота обретает нужную форму, так и огненная полоса Восточного фронта – от Луцка до одесских лиманов – прогнулась только после долгих сражений, напора Красной Армии. Сила ломила силу. Ни в Кремле, ни в рейхсканцелярии не подвергалось сомнению геройство его Величества Солдата. И пока гитлеровцы катились вперед, славу солдат сполна делили фельдмаршалы. Гитлер чтил своих фаворитов! А Сталин, наоборот, вину за позорный развал фронтов и бегство аж до Волги и на Кавказ возлагал в первую очередь на генералов. И безжалостно их наказывал, нередко – расстреливал.
Теперь же, весной 44-го, война будто приняла зеркальное отражение. Сталин гнал свои войска на запад, не давая вермахту собраться с силами и создать оборонительный щит. Командующие Украинскими фронтами – Жуков и Конев – не считались с жертвами. Первый знал одно: у него бойцов вдвое больше, но если даже этого окажется мало для разгрома Манштейна, Ставка выделит резервы. Так же поступал и второй, завершая Корсунь-Шевченковскую операцию. В непрестанном смертельном соприкосновении перемалывались роты, полки, дивизии. Крушились целые армии! И наступил тот момент, когда у немцев некому стало отражать наступление превосходящих сил Красной Армии. А их хваленая 1-я танковая армия, попав в «котел», вырываясь из окружения, погибельно таяла, как осколки днестровского льда. Конев, радуясь этой добыче, продолжил наступление до самой румынской границы. А тут поостерегся! Противник еще держался на флангах, неся угрозу. Сталин согласился с предложением товарища Конева: избегая окружения, перейти к обороне, пока не выровняется весь фронт.
А Гитлер ежедневно распекал генералов, советуясь с людьми, далекими от штабной науки, – с Гиммлером, шефом гестапо, и Герингом, рейхсмаршалом, на ком лежала ответственность за слабеющую мощь люфтваффе. Чем хуже складывалось положение на Востоке, тем полней Гитлер брал власть, зачастую принимая скоропалительные решения. Сейчас, в марте, когда нужно было снять дивизии с Запада и пополнить обескровленные части, прийти на выручку 1-й танковой и 6-й полевой армиям, фюрер лишь сменил командующих группами армий, не дав им практически никаких дополнительных сил. Он постоянно вмешивался в работу штабов, поучал их начальников, давал и вскоре отменял свои директивы, мотался из одной ставки в другую, затрудняя деятельность армейской связи. Трудно понять, как в этой атмосфере сумасбродства и своеволия Кейтелю, Йодлю и Цейцтлеру, много времени тратившим на докладах у Гитлера, удавалось командовать и контролировать положение на Восточном фронте.
Принято повторять, что побеждают солдаты, а проигрывают командиры. Утверждение, пожалуй, чересчур категоричное. В зависимости от конкретной ситуации можно переставлять слова. Формулы войны вообще не существует, хотя некоторые тщатся ее найти…
В течение трех месяцев 5-й Донской казачий кавкорпус так активно и напропалую использовали в лобовых атаках, в прорывах и рейдах, так размашисто перемещали с одного фронта на другой, что опять поредел он почти наполовину.
Донцы вдруг понадобились на 2-м Украинском фронте. Приказ и – в январскую снеговерть и бездорожье, в семисоткилометровый поход вглубь Украины. С марша – в тяжелые оборонительные бои. Когда же фашистские дивизии заметались в кольце окружения, Конев послал казаков в рейд, в гущу вражеской группировки, «погулять», погромить, порубать нехристей. Рейд был геройский, но оплачен жизнями многих, многих селивановцев. Не забыл командующий фронтом Конев о донцах и в заключение этой Корсунь-Шевченковской операции: направил их вместе с 29-м танковым корпусом навстречу деблокирующей немецкой танковой армии. Направил, надежа-командир, хотя знал, что они недостаточно вооружены, измотаны боями в немецком тылу. При первом же наступлении на Ново-Буду множество казаков положил, смел минометно-артиллерийский шквал противника. Ничего не оставалось, как вступить с немцами врукопашную. И, погибая, лезть вперед, ломиться, выполняя приказ Конева.
А вслед за этим – новый далекий поход, в две сотни верст, на юго-запад. И снова, с марша – в сражение! Невероятно, но и здесь донцам противостояли танкисты 13-й дивизии вермахта. Как будто кто-то в штабе фронта или в Ставке не мог унять любопытства: сколь долго просуществует казачий корпус, если его постоянно бросать на танки? Все же у Первомайска, на Южном Буге, селивановцы не только выстояли, но и потеснили немцев.
Как гром среди ясного неба, – директива от Конева. Разумеется, корпус потребовался в ином месте. И опять – за двести пятьдесят километров, на севере Молдавии. Впоследствии в мемурах маршал похваливал донских казаков. А вот текст его тогдашней директивы: «Корпус, будучи вполне боеспособен, хорошо укомплектован, но из-за неправильного понимания Вами обстановки в прошедших боях как кавалерийское соединение своих задач в полном объеме не выполнил». Справедливо ли сделан упрек? После беспрерывных боев корпус был не
