Но так уж случилось, что Врану удалось выжить на чужбине. Через много лет он пришёл на Вину, чтобы исполнить свою клятву. И привёл с собой ворогов, сильных и беспощадных.

Кагель откинул в сторону мягкое покрывало и сел на постели, опустив на пол худые длинные ноги.

— А ведь Вран мог уже несколько раз убить меня… Почему же не сделал это? — как бы со стороны услыхал он свой хриплый голос. — Похоже, война изменила нас обоих!

Посадник медленно поднялся на ноги, подошёл к распахнутому окну и выглянул наружу.

Город и его жители пробуждались ото сна.

Глава 54

Противный надоедливый звук медленно приближался и наконец всей своей писклявой мощью ворвался в уши. Через мгновение старик понял, что комар сел ему на щеку. Сил шевелиться не было, но сон бесследно испарился. Морщинистая рука вяло поднялась к лицу, прогоняя надоедливое насекомое, ладонь попутно легла на лоб, ощупывая его пальцами. Он был мокр от пота, а во всем теле присутствовала слабость. Похоже, под утро снова снился страшный сон, вот только вспомнить подробности старый князь, как ни пытался, не мог. Эти кошмары начали приходить к нему сразу после отплытия из Новогорода. Нельзя нынче было покидать свои хоромы и пускаться в столь дальний путь. Слишком уж стар он для этого стал. Что толку от его похода с дружиной на Вину? Кагелю супротив викингов ничем помочь не смог, крепость на Поднебесных островах не сберёг, да и ратников в битве с викингами положил немало по своей глупости и недальновидности. Хорошо ещё, что князь Гостомысл с войсками на помощь городу приплыть успел, теперь ему всё расхлебывать придётся.

Неожиданно мысли старого князя сосредоточились на последнем разговоре с сыном и с посадником, произошедшем через день после воинского совета, когда призвал их к себе и долго говорил с ними о том, что и как должно быть устроено после того, как покинет он мир Яви. Болела душа его за страну, населяющие её народы и племена, а более всего — за родных и близких ему людей. Да и долг Кагелю вернуть надлежало. Чувствовал вину свою огромную за жизнь его сломленную, проведённую в трудах тяжких вдали от любимой женщины и сынишки, проклятого и преданного женой законной и родичами ближайшими, в числе которых он сам — князь Буривой. Ну а коли все кругом виноваты, то надлежит люд обиженный возвысить, дабы не шибко те обиды душу съедали.

Вот так правитель Биармии, Гардарики и Новогорода тогда порешил.

Более всего наградить посадника хотел и в том наказ сыну Гостомыслу дал: отправить после войны с викингами Кагеля домой в Новогород, не жалеть казны и облагодетельствовать его самого и близких ему людей — Дарину и Градобора. Сына своего и первенца Кужела, а также внука Рослава, которых он признал прилюдно на воинском совете, тогда же поручил заботам князя Гостомысла. Даже не сомневался, что сумеет тот поднять их вровень с родичами — другими князьями и княжичами. Но ещё одна тайна, о которой мало кто знал, не давала ему покоя. Помнил Буривой о ней всегда, только подступаться не хотел. А вот теперь пришлось. И рассказал он тогда князю Гостомыслу о том, что жгло сердце уж много лет. И не ему одному. Кагелю тоже! Ведь законная его жена родила мальчика, но не от Кагеля, а от князя Корлина — родного и самого любимого брата князя Буривоя. А потому тот мальчик по имени Изяслав, ныне уже зрелый муж, должен был вместе с сыном своим Вадимом встать в длинную очередь на престол княжий, коли им такая судьба выпадет. Большую работу предстояло князю Гостомыслу проделать. Нужно каждому новому родичу свою часть земель и богатств выделить, раздоров и свар избежать, страну не развалить и в едином кулаке всё и всех удерживать.

Князь Буривой пошевелился и открыл глаза. Солнечные лучи пробивались через распахнутое настежь окно опочивальни и ярко освещали угол, где сходились дощатый потолок и бревенчатая стена. От яркого света он зажмурился и несколько раз моргнул, стряхивая с ресниц выступившие слезы.

— Как жаль, что у тебя не осталось ни одного сына, Гостомысл! — тихонько прошептали старческие губы. — Тогда бы всё было намного проще. У меня же сыновей теперь двое, но только один может быть правителем!

Князь медленно и тяжело повернулся, подкладывая под худой бок такую же костлявую руку, и услыхал лёгкие шаги, сопровождающиеся поскрипыванием половиц за дверью.

— Кто там ходит? Это ты, Борута? Можешь зайти, я уже проснулся!

Дверь отворилась, пропуская внутрь ближнего болярина.

— К тебе родичи пришли. Сын и посадник. Поговорить хотят. Впустить, что ли?

— Пусть войдут. Знаю, что попусту тревожить не станут.

Борута приподнял сухонькое тело князя, помогая ему занять полусидячее положение среди многочисленных подушек, и пошёл к выходу.

Они вошли стремительным и твёрдым шагом, приблизились к изголовью постели и замерли, с тревогой всматриваясь в исхудавшее болезненное лицо князя, в каждой чёрточке которого сквозили усталость и равнодушие. Лишь блеклые старческие глаза по-прежнему смотрели жестко и даже с какой-то лёгкой издевкой, привычно вызывая холодок в спине.

— С чем пожаловали? — встретил он их тихим скрипучим голосом.

Первым заговорил князь Гостомысл:

— Государь, не буду утомлять тебя длинным рассказом… На том берегу отряды викингов грабят и жгут мелкие посёлки, убивают жителей.

— Они поступали так всегда! Что дальше? — князь Буривой насупил седые лохматые брови.

— Наши люди застали за таким разбоем небольшой отряд да́нов и почти всех их перебили. Спасти удалось два десятка человек, среди которых оказалась раненная копьём девушка. Имя её Аслауг.

— Странное какое-то имя. Похоже, иноземное оно. Но неужели вы оба пришли ко мне из-за девушки? — старик ехидно улыбнулся.

— Да, государь! Но ещё вот из-за этого! — князь Гостомысл протянул вперёд руку, с указательного пальца которой свешивалась цепочка из мелких колец с приваренной к ней гривной. — Это украшение мы сняли с шеи девушки!

Он заметил, как прищурились глаза старика, сжались и побелели его кулаки.

— Она жива? — голос старого князя дрогнул.

— Пока жива,