Берендеев только собрался что-то сказать в ответ, как перед ним вырос стройный сержант с лучистыми синими глазами.

– Товарищ подполковник, разрешите обраться к товарищу сержанту Антропову!

– Обращайся. – Берендееву на мгновение показалось, что он где-то раньше встречал этого паренька.

– Здравствуй, братка! – Незнакомый сержант радостно шагнул к Владимиру.

– Валерка! Ты ли это! Вот так встреча! – Антропов крепко обнял незнакомца, а когда вновь повернулся к боевым сослуживцам, то на лице его они прочли глуповатую от негаданной встречи и растерянную улыбку. – Товарищ подполковник! Это Валерий – мой младший брат.

– Да мы уж поняли, что не сестра. Давайте, отдыхайте. Старшина, разрешаю отметить все события разом, но, как заведено у разведчиков, чтоб глаз был чистый! А я иду к себе. Дела, ребята, – и подполковник круто завернул и скрылся в ближайшем мощёном переулке с уцелевшими аккуратными бревенчатыми домами.

– Имеется у меня к вам, братья, разговор. – Прокоп пристально посмотрел своим пронзительным взглядом на примостившихся на перилах высокого крыльца Владимира и Валерия. Дом, в котором расположились на постой разведчики, был просторным, под черепичной крышей. Остальные бойцы после плотного обеда и чарки водки отдыхали, а Антроповым какой же покой, ведь не виделись около четырёх лет. Валерий за годы войны не только повзрослел, но и возмужал, и потому-то Володя при встрече около штаба не сразу узнал брата. Сколько было переговорено за эти два часа – и о скольком еще хотелось им рассказать друг другу! Прокоп кашлянул: – Я понимаю, что не к сроку, однако Валерий через час должен ступать в свой полк, а когда ишо свидимся, то неведомо. Разговор этот я долго берёг, но вижу – время пришло обсказать вам одну просьбу, на случай, ежли с кем из нас чё случится, другие донесут её до наших в Хакасию, иль на Алтай, до тамошних кержаков. Так что слушайте, вникайте и крепко запоминайте. Тогда, в начале тридцатых, незадолго перед уходом из благодатной долины, кликнул меня дедушка Петро к себе и поведал, указал, где, в каком месте будут схоронены монастырские реликвии, коль разыщут и доберутся до скита чоновцы. Матушкой было замыслено так: пущай единоверцы обживутся в Саянах, оглядятся, а годиков пять спустя вернутся добрым обозом с конями, дабы перевезти монахинь со всем скарбом и древними книгами на воссоединенье с братьями по вере. Оно бы и быть тому, однако когда в тридцать седьмом году пришли мы со Степаном Раскатовым и шестью конями в поводу к реке и пробовали одолеть белок, то под самым верхом, где в леднике раньше была узкая перевалочная тропа, наткнулись на сплошную отвесную широченную скалу, которую не обойти и не облезть ни с какой стороны. Потоптались, покружили повдоль Быструхи, даже в створ-туннель, куда река уныривает, сунулись было, да раздумали: обратного-то пути из долины не будет. Решили повременить, ехать снова в Хакасию, разжиться там динамитом, да опосля, через год-другой вернуться и подорвать эту скалу, чтоб расчистить былую тропу и вызволить монахинь из невольного заточения. Однако покуль сбирали по крохам взрывчатку, готовили новый обоз, всё же ладилось в великой тайне, – сами помните, какие годы стояли на дворе! – тут и грянула война. Всё и разладилось. А загвоздка ишо и в том, что окромя моего деда Петра, сторожа Северьяна Акинфыча, убиенного Степана, меня и матушки – настоятельницы Варвары место, куда в случае опасности будут упрятаны наши реликвии, никому другому неведомо. А долина-то огромная! – Прокоп с минуту помолчал. – С тобой, Володя, мы не один пуд соли умяли, я тебе верю, как себе. Валерий мне тоже глянется – наш парень. Потому я вам и открылся. Рисовать карту долины я намеренно не стал, мало ли чё может приключиться, война ить. Обскажу на словах. Быструху отыскать пущай и мудрено, однако ж можно. Пройти берегом по реке и, не доходя до створа, где она пропадает в белку, взять в гору – и под снегами упрётесь в этот самый скальный утёс. Там надобно будет крепко подумать, как его развалить, чтоб тропу в долину наладить. А в самой долине, коль монастырь найдёте порушенным, уйдёте к востоку. Там в средине лета солнце всходит как раз из-за глубокого седёлка, лежащего меж двух острых, с вечными снегами, пиков. У изножья левой вершины есть потаённая сухая пещера, укрытая от постороннего взгляда старым разлапистым кедром. Отвалите плиту и найдёте наши, древлего благочестия, реликвии. Однако одни, без кержаков, не вздумайте отыскивать и касаться старообрядческой утвари и раскрывать наших книг. Трогать мирскими, нечистыми руками наши святыни, как нам внушают старцы и пресвитеры, – великий грех. Поэтому вы уж, ежели окажитесь в долине, не обижайте наших древних обычаев. Но это к слову. Первое же и главное для вас – донести, в случае чего, поведанное мной до верных людей, – закончил Прокоп, и дружески приобняв обоих братьев, потрепал их своими широкими, как лопата, ладонями поочерёдно по мускулистым плечам. – Не унывайте тока, земляки! Я, как старый разведчик и не последний в тайге промысловик, чую, что фрицам мы не по зубам, и опосля победы вы мне пособите пройти в долину. Однако ж бережёного Бог бережёт! – Прокоп отошёл от братьев, согнул мощные руки в локтях, потянулся так, что хрустнули косточки, и, уходя, молвил: – Ладно, бывайте, посплю чуток. А ты, Валерий, выдастся оказия – наведывайся к нам, всегда тебе рады.

Канула в кровавое небытиё последняя военная зима. Промозглый тёплый ветер с Балтики давно уже вылизал влажным языком остатки ноздреватых, серых огрузлых сугробов не только с песчаных дюн вдоль морского побережья, но и из ощетинившихся ветвистыми кронами в низкое свинцовое небо, лесов за обрывистыми отмелями. Лишь в сосновых борах, в глубоких складках, с бронзовыми оголёнными корнями по уклонам, еще кое-где можно было встретить спёкшийся в грязные линзы льда последний снег. Серо-зелёная игольчатая боровая пена разбавлялась теперь по лесному горизонту влажными, поблескивающими изумрудами апрельской листвы дубрав и смешанных перелесков.

Виталий Сазонов и Валерий Антропов возвращались просёлочной дорогой из штаба полка, куда относили срочное донесение за сургучной печатью по поручению командира батальона. День был тёплым, сухим, лучился не частым в этих местах солнечным светом. Где-то там за лесами