– Где пиджак? – волком взвыл я. – Володя, скажи, где я мог оставить пиджак?

На его лице тоже нарисован ужас. В кожаном пиджаке, который я снял в прихожей, было всё: билеты на самолёт, деньги, паспорта, другие документы…

Протрезвел я мгновенно, вспомнил, как приехали, как снял пиджак и остался в шерстяном пуловере, как покидал дамское гнёздышко на далёкой окраине, как набросил на себя дублёнку, забыв про пиджак. Вот она, та самая грань, за которой таится трагедия! Что делать? Мы не знали ни фамилий случайных подруг, ни их адресов, ни номеров телефонов, да и были ли они? Единственное что запомнилось, – памятник Курчатову! «Спасибо вам, Игорь Васильевич, спасибо за тот спасительный знак! Вы, конечно, большой учёный, физик, мы воздаём вам славу! Но сейчас именно вы, Игорь Васильевич, должны помочь, спасти меня от разорения!» В таком полусумасшедшем бреду выскакиваем на улицу. Счастье, что у гостиницы дежурят машины такси.

– Куда едем? – приободряется один.

– Если сможешь отыскать памятник Курчатову, едем с тобой!

У водителя – глаза на лоб. В четвёртом часу ночи врываются в салон двое сумасшедших, и ошалело интересуются достопримечательностями столицы. Как на это реагировать? По нашему виду он понял, что дело нешуточное, и в работу включился. Памятник отыскали. А дальше? Два-три квартала проехали – тщетно. Во всех окнах ни одного огонька. Дом всё же отыскали. А по непристойным надписям в лифте поняли, что мы на верном пути. Позвонили. Дверь квартиры открыли. Да, это они, наши спасительницы! И пиджак в прихожей жив-целёхонек! Проверили – ценности на месте: паспорта, деньги, билеты… Всё, спектакль окончен! Публика может отправляться по домам. Женщины говорят наперебой:

– Ваш забытый второпях пиджак сразу заметили, но поздно – вы уже покинули дом. По гостиничной визитке стало ясно, где искать, решили утром сообщить администратору.

Не знаю, позвонили бы они в гостиницу или нет, но, думаю, что именно так бы всё и произошло. Хорошо, что актрисы оказались порядочными женщинами: не тронули ни деньги, ни документы, иначе не выбраться нам из западни, которую сами себе и устроили. Заказал себе, детям и внукам: принимая спиртное, будь осмотрителен и бдителен. Это я отношу на свой счёт, прикидывая на себя данную заповедь, занося её в собственные нравственные скрижали.

– Да, согласен, интересное приключение. Хорошо ещё, что удачно для тебя закончилось.

С молекулярного уровня – на атомный!

– Или, к примеру, ещё случай: когда другое светило науки – Николай Антонович Доллежаль – по приглашению Игоря Васильевича пришёл к нему в Лабораторию N№2 (она стала потом Курчатовским атомным центром), академик сказал с места в карьер: «Ты спец в химическом машиностроении, вот и давай вместе поработаем! Нужен реактор для производства плутония». – Иван Никифорович лукаво улыбнулся. – Не буду врать: разговора этого я не слышал, и слышать не мог, но читал в интервью. Правда, много-много лет спустя. Очень похоже на Курчатова. Ну а Доллежаль, тоже невероятного ума человек, сразу понял, для чего это нужно, и заметил, что его научные интересы «не совпадают с атомной наукой…»

Курчатов сказал: «Вы раньше работали на молекулярном уровне – теперь поработайте на атомном»! Остроумным был Игорь Васильевич, это все знали. И что любил розыгрыши, тоже знали, а всё равно попадались «на удочку».

Я вот вспомнил про калоши. Так и здесь он дал вволю посмеяться людям. Все ставили калоши при входе в лабораторию. А калоши-то с одинаковой байковой подкладкой – малиновой – так и сияют, так и сияют! А чтобы не перепутать этот «малиновый звон», в калоши прикрепляли инициалы хозяина. Так наш Борода взял да у начальников, довольно высоких по рангу, поменял инициалы. Хохоту было на час, когда они пытались засунуть туфли не в свои… чуть не сказал «сани». Хотя так оно и есть на самом деле.

Или вот ещё. Все мы там, на «Маяке», знали, какая жуткая секретность была в «хозяйстве Курчатова» на Лубянке: листка бумаги просто так не вынесешь – всё подотчётно. Взял листок, исписал – сдай под расписку. Нарушать режим было нельзя. А Игорь Васильевич возьмёт, да созорничает: сожжёт в пепельнице бумагу, потом смеётся: «И в комнате долго пахло нарушенным режимом…»

Остановимся на время. Дадим возможность Ивану Никифоровичу пережить волнение от невольно оживших воспоминаний.

Отступление автора

По изученным мною документам, а это публикации в прессе, воспоминания очевидцев, книги В. Новосёлова и В. Толстикова «Тайны «Сороковки», П. Журавлёва «Мой атомный век», документальная книга В. Броховича «Химический комбинат «Маяк», коллективный юбилейный сборник «Творцы атомного щита», посвящённый 50-летию города Озёрска (такое имя получил бывший Челябинск-40 со знаменитым «Маяком») складывается картина того нелёгкого и героического времени. Картина, прямо скажем, не самого радужного тона…

После того как в августе 1945-го американцы сбросили на Хиросиму и Нагасаки атомные бомбы, и мир впервые узнал о последствиях этого страшного монстра, Сталин немедленно отреагировал на это тревожное событие: нужно оперативно дать понять американцам, что и мы не лыком шиты.

А это означало, что советские разработки ядерного проекта, начатые в 1943 году и прерванные неотложными военными заботами, следовало оперативно восстановить. И действительно, нужно было мобилизовать советских учёных, занятых этой проблемой, физиков, химиков, работников малого и среднего специального машиностроения – на выполнение поставленной задачи.

Нужен был толковый научный руководитель проекта.

В Кремле Политбюро рассматривало двух кандидатов – Игоря Васильевича КУРЧАТОВА и Абрама Исааковича АЛИХАНОВА, высокообразованного человека, ученика знаменитого физика Иоффе. Именно он, Алиханов, в сорок третьем году при выборах в Академию наук прошёл в академики, обойдя Курчатова. Теперь пришла очередь Курчатова – обойти на полкорпуса Алиханова.

Лаврентий Берия вкрадчиво и, как бы раздумывая, обратился к Сталину:

– Может быть, всё-таки – Курчатов?

– Курчатов так Курчатов, – согласился Сталин, явно довольный.

Игорю Васильевичу выделили кабинеты и в Кремле, и на Лубянке под неусыпным оком КГБ! Там он изучал чертежи, схемы, документы, доставленные в Москву из-за рубежа.

Что же это за документы такие? Откуда и кем добыты? Сколько ещё нерасшифрованных штирлицев ждут свидания с нашим любопытством и нашей неосведомлённостью? Какой кровью и изобретательностью, какой смекалкой, сколькими жизнями наших разведчиков были добыты эти секретные документы, мы, очевидно, никогда не узнаем. Правду могут узнать наши внуки и правнуки. Возможно…

Но «подвиг наших разведчиков» – предмет особого разговора о них, истинных героях незримого фронта, и, естественно, мечта кинематографистов и писателей.

Игорь Васильевич оценил значение этих документов: