– А вопросы возникают?

– Да. Но не про Сайреса. Проблема в Норте. Он сбежал, и судьи пытаются отстоять свой авторитет. В этом округе за последние четыре месяца было больше происшествий, чем за последние четыре года. За каждым судьей сейчас пристально наблюдают.

– Кто?

– Высший апелляционный суд.

– Так что мой сын попал в жернова политики?

– Хотел бы я сказать, что это не так.

Эфраим щурится.

– И ты готов в этом участвовать?

– Я всегда делаю свою работу, мистер Баллард, – говорит Барнабас, бросив короткий взгляд на моего мужа. – Надеюсь, хотя бы это вы можете уважать.

После одного этого взгляда он опять сосредотачивается на Сайресе. Словно готовится к драке. Пытается понять, придется драться один на один или одному против двоих. Я вижу, что ни один из вариантов его не радует, но он к ним готов.

– Сопротивляться будешь? – спрашивает он Сайреса.

Это была бы славная драка. Если б речь шла о ком-нибудь другом – о ком угодно, – я б заплатила, чтоб посмотреть.

В лесу очень тихо. Так тихо, что я слышу, как дышат все присутствующие. Ветра нет. Птицы не поют. Не цокают белки, не шуршит снег, соскальзывая с сосновых веток.

Мой старший сын делает шаг вперед.

Сжимает кулаки.

Лукаво усмехается, и я вдруг понимаю, что его, черт возьми, все это веселит.

Потом Сайрес вытягивает руки, соединив запястья, и ждет, пока Барнабас Ламбард свяжет их веревкой.

Седельная мастерская Уайта

Пятница, 19 февраля

Седельная мастерская с дороги почти не видна. Она в самом центре Крюка, возле Уинтроп-стрит, но отстоит от нее на квартал, и добраться сюда можно только по узкой тропе между сугробов. При мастерской небольшой деревянный дом, крытый деревянной же черепицей. Ведя Брута между откосами грязного снега, похожими на берега канала, я слышу стук пробойника и шорох разрезающего кожу резака. Вокруг все пахнет кожей. Не как в дубильне, где зловоние, жир и туши, нет, здесь аромат шлифованной кожи, как от ремней, сумок и ботинок. Иеремия Уайт делает и другие вещи, в основном поводья и перчатки, но на жизнь он зарабатывает седлами. Я свое купила у него лет десять назад и до сих пор им пользуюсь – вот и сейчас с него соскальзываю, спешиваясь возле коновязи.

Я отстегиваю от седла свой медицинский саквояж и сворачиваю налево, к передней двери, потому что сегодня у меня дела не с Иеремией. Дверь, однако, открывается прежде, чем я успеваю постучать.

Я не видела Рейчел Блоссом с того самого дня, как услышала их с Клариссой Стоун и Пегги Бридж болтовню в лавке Коулмана. Увидев меня на ступенях, она замирает, потом оглядывается и закрывает за собой дверь.

– Я хочу и перед вами извиниться, – говорит она с вызовом, задрав маленький заостренный подбородок, будто я считаю, что она на подобное не способна.

– И? – переспрашиваю я.

– Я только что извинилась перед Сарой за наше поведение в тот день. Вы были правы. Это некрасиво, и мне очень жаль.

Она никак не оправдывает свое поведение, не добавляет никакого «но», и это заставляет меня уважать ее еще больше.

– Кларисса и Пегги твои подруги. Выступать против друзей бывает сложно.

– А не должно бы. – Она отводит взгляд и смаргивает слезы.

Снова повернувшись ко мне, Рейчел кладет руку на живот и натягивает платье, чтобы продемонстрировать выступающий живот. Без этого я бы ничего и не заметила. Срок у нее месяцев пять.

– Вы примете этого ребенка? Я не стану звать доктора Пейджа. И им не стоило.

Я притягиваю Рейчел к себе и обнимаю.

– Конечно. С радостью. И мне очень жаль насчет Клариссы и Пегги. Если б они позвали меня, я бы пришла.

– Я знаю. – Рейчел отодвигается и откашливается. – Мне нравится Сара. Надеюсь, она не будет против, если я еще зайду.

– Мне она тоже нравится. Думаю, она будет тебе хорошей подругой.

Рейчел прощается, и я слежу за тем, как она исчезает за углом на Уинтроп-стрит.

Я снова поворачиваюсь к двери и стучу. Мне недолго приходится ждать – дверь распахивает невысокого роста женщина с седеющими волосами, убранными в тугой пучок.

– Марта!

– Мистрис Уайт. – Я киваю в знак приветствия.

– Заходите. – Она вытирает руки о фартук и приглашает меня внутрь. – Давно не виделись. Рада, что вы решили зайти.

– Я вообще-то к Саре, если вы не против.

Элис Уайт мои слова удивляют, хотя она этого не показывает.

– Да, конечно. У нее сегодня много гостей. Она у себя с ребенком, я ее позову. Садитесь, пожалуйста.

Я сажусь на один из двух стульев из полированного дерева, стоящих у окна, а саквояж кладу себе под ноги. В другой комнате слышен шепот – напряженный, возможно, раздраженный, но слов мне не разобрать. Вскоре Элис возвращается.

– Сара придет через минуту, – говорит она. – Не обращайте на меня внимания.

Уйти ей некуда, так что она берет вязанье, садится за кухонный стол и старательно возится с шерстью и спицами.

Сара Уайт живет с родителями и до сих пор спит в той же спальне, которая была у нее в детстве. Только теперь в спальне у стены колыбель, а в доме царит атмосфера печали. Сара появляется через несколько минут, держа малышку на сгибе левого локтя и пытаясь одной рукой застегнуть блузу.

Она садится со мной у окна, а госпожа Уайт вяжет носки и делает вид, что не слушает нас.

– Рада вас видеть, – говорит Сара.

– И я тебя. – Я беру пухлую малышку у Сары из рук и отгибаю одеяльце от ее лица. – Вы обе хорошо выглядите.

– Извините, что задержалась. Я кормила.

– Я так и подумала.

– Она столько ест. Просто все время! И при этом все равно у меня остается больше молока, чем нужно одному ребенку. Оно… – Сара подчеркивает свои слова жестом, – просто неудержимо льется.

– Считай, что тебе повезло. Я много раз встречала женщин, у которых пропадает молоко задолго до того, как ребенку исполнится девять месяцев. Корми ее сколько можешь, это будет полезно вам обеим.

Обычно я даю такой совет ради здоровья ребенка, но еще и для того, чтобы молодая женщина вернула себе прежнюю фигуру. У Сары, похоже, с этим проблем нет. Талия у нее явно как прежде, хотя грудь стала пышнее.

Сара глядит на меня с любопытством.

– Я слышала про Сайреса. Это просто возмутительно. С ним все в порядке?

Мне не нравится, что слухи о его аресте уже разошлись, но ее заинтересованность обнадеживает.

– Ну, настолько, насколько это возможно. На тюремном дворе зимой не сахар. От рассвета до заката совсем недолго, еле хватает времени на все дневные дела. Но я уверена, что обвинения будут отклонены. Сайрес не имеет никакого отношения к убийству Бёрджеса.

Сара понижает голос почти до шепота, чтобы мать не слышала.

– Вы уверены, что это убийство?

– Уверена.

– И хорошо, – говорит она, потом нежно улыбается дочери. – Туда ему и дорога.

– Сара, – я перехватываю ребенка поудобнее и наклоняюсь к ней, – а у тебя были проблемы с Джошуа Бёрджесом?

– Не больше, чем у всех. Он просто не в состоянии был не пялиться. Но был один случай, когда он… – Она краснеет и поворачивается к окну, но вид у нее скорее злой, чем смущенный.

– Он что?

– Предложил мне денег. Чтобы я с ним переспала.

Мне становится нехорошо.

– Господи. А эти деньги, которые ты мне в прошлом месяце заплатила…

– Нет. Я отказалась, конечно.