– Если ты не замужем и у тебя ребенок, это не делает тебя шлюхой.

– Я знаю. Я так ему и сказала.

– Он тебе угрожал?

– Нет. Но когда я ходила в город, он обычно оказывался рядом. И наблюдал за мной. Меня это пугало. Так что я не расстроилась, узнав, что он мертв. А когда услышала от вас, что это убийство, – еще меньше расстроилась.

– Не ты одна.

– Но я все думаю про его слова, мол, я не могу себе позволить быть переборчивой. Он был неправ. Я просто обязана быть переборчивой. – Она кивает на дочку. – Потому что у меня теперь есть она.

Девочка у меня на руках изумительно хорошенькая. Круглые щечки. Круглые глазки, такие же серо-голубые, как у матери. Каштановые волосы, которые уже начали завиваться в кудряшки. Пухлые пальчики с ямочками. И такая улыбчивая! Вот и сейчас расплывается в улыбке – ей нравится, когда ею восхищаются.

– А как ты ее назвала? – уже спокойно спрашиваю я.

– Шарлоттой. В честь бабушки. – Сара оглядывается в сторону стола, замечает гримасу матери и добавляет: – Со стороны отца.

– А-а. – Больше мне сказать нечего, потому что любое мое слово может оказаться ловушкой.

– Генри вернется. – Сара смотрит на меня с твердостью и вызовом, на которые способна только брошенная женщина. – Именно этого я и жду. Он обещал вернуться. Генри на мне женится.

Мечтать не вредно. Так обычно говорила моя мать, когда мои фантазии отрывались от реальности. Но вслух ничего не говорю: Саре это не поможет, а только сделает больно.

Шарлотте восемь месяцев, а я впервые слышу от Сары имя ее отца – во время родов она отказалась его назвать. Но мне приходит в голову любопытная мысль. В Крюке несколько Генри – может, Сара выдумала ополченца, чтобы защитить какого-то женатого мужчину отсюда, из Хэллоуэлла? Такое иногда случается.

– Генри? – переспрашиваю я.

Сара прекрасно понимает, что я пытаюсь разузнать побольше. Она гордо поднимает голову.

– Генри Уоррен.

Я испытываю огромное облегчение. В Крюке я таких не знаю.

– Майор Генри Уоррен, – добавляет она, – из Бостонского ополчения.

Я не сразу перевариваю это имя. Оно будто падает камнем на дно пруда. А потом я наконец осознаю, что именно Сара сказала.

Ох.

Это майора Генри Уоррена судья Норт назвал суду в качестве алиби на ночь, когда изнасиловали Ребекку. Именно этот человек бросил беременную Сару с погубленной репутацией. Она видит мою тревогу, но не знает ее причину.

– Он обязательно вернется, – настаивает она.

Я придерживаю Шарлотту ладонью за затылок. Улыбаюсь ей. Она отвечает мне полновесной улыбкой и так веселится, что чуть с моих колен не сваливается.

– Ты поэтому не пошла на бал?

Сара кивает.

– Ему бы не понравилось, если б я вела себя так, будто ничем не связана.

Элис Уайт наблюдает за мной – вижу ее краем глаза – и явно хочет, чтобы я положила конец этому опасному ходу мыслей, которым до сих пор соблазняется ее дочь, но я смотрю на Сару. Я же к ней пришла, в конце концов. А отношения матери и дочери не мое дело. Не хочу вмешиваться.

– Что ж, у меня есть идея, – говорю я, – которая поможет тебе с пользой провести время.

«Тем более что ждать тебе придется очень долго», – думаю я.

– О чем вы?

– Мне кое-что пришло в голову, когда я встретила тебя в таверне в прошлом месяце…

– Я каждый шиллинг честно заработала!

– Я и не сомневаюсь, – говорю я, поднимая малышку повыше и кладя ее на плечо. Похлопываю ее по спине, пока не слышу громкое срыгивание, а потом, к своему удивлению, тихонькое хихиканье.

– Тогда о чем вы?

– О докторе Коулмане.

Сара молчит, не очень понимая, к чему я веду.

Я откашливаюсь.

– Он стареет. И зрение у него ухудшается. В магазине это не так важно – у него есть система, он знает, где что лежит. Но ему все труднее вести бухгалтерию.

– Не понимаю, о чем вы.

– Думаю, ты могла бы ему помочь. Он говорил, что хочет нанять мальчика в помощь. Может, он согласится взять тебя.

– Я не мальчик.

– Я знаю.

Сара смотрит на собственные руки. Растопыривает пальцы, потом сжимает их в кулак.

– Вы же знаете, я не умею читать.

– Знаю. И это все?

– Все? С таким же успехом вы можете спросить, не говорю ли я на латыни.

– Вот латынь тебе уж точно не пригодилась бы. Коулман не любитель романских языков. Предпочитает английский, язык германского происхождения. А буквы выучить несложно.

– Как? – В голосе Сары сомнение смешивается с интересом. Она слегка подается вперед.

– Я тебя научу.

Следующее препятствие представляет собой Элис Уайт.

– Это просто нелепо! – восклицает она. – Что за странная идея! Саре не нужны цифры и буквы.

– Почему бы ей не выучиться? – спрашиваю я, оборачиваясь и глядя прямо в сердитое напряженное лицо.

– Нет смысла!

– А что ей следует делать?

Элис сжимает спицу.

– Заботиться о ребенке.

– Она и так уже с этим прекрасно справляется. Это сразу видно, стоит только взглянуть на Шарлотту. И потом, чтение этому не помешает. Но оно может, – тут я начинаю подбирать слова очень осторожно, будто иду по лезвию бритвы, – дать ей возможности. Источник дохода и способ самостоятельно обеспечивать дочку.

Теперь уже я сердито смотрю на Элис. Губы у меня сжаты, глаза широко раскрыты, я прямо-таки приглашаю ее со мной поспорить.

«Это может удержать Сару от неприятностей, – хочу закричать я. – Это может отвлечь ее от глупой надежды когда-нибудь увидеть отца девочки». Но настоящую причину я вслух назвать не готова: если она не будет уметь читать, Сайрес не сможет за ней ухаживать.

Элис достаточно умна, чтобы понять мой гневный взгляд.

– Да как вообще за такое браться? – бурчит она.

Я отдаю Шарлотту ее матери, потом наклоняюсь и достаю из своего медицинского саквояжа небольшую книжку.

– Так же, как училась я сама, – говорю я ей. – И так же, как я учила всех своих детей.

Я достаю книжку и показываю им. На обложке написано «Букварь Новой Англии, или Легкий и приятный путеводитель по искусству чтения».

Во взгляде Сары жадный интерес, но я слышу в ее голосе неуверенность, когда она спрашивает:

– А вам не кажется, что я старовата уже учиться?

– Вовсе нет. Я научилась примерно в твоем возрасте.

Сара морщит лоб.

– А кто вас научил?

– Мой муж, – говорю я. – После нашей свадьбы.

Лесопилка Балларда

Среда, 24 февраля

Лидии Норт очень плохо. Голова у нее стала болеть чаще, тоник давно закончился. Вот почему она доехала аж до лесопилки Балларда без ведома и согласия мужа. В этом ей, конечно, помогло то, что в прошлом месяце муж ее сбежал из Хэллоуэлла. Бог знает, как она все это время справлялась с непрекращающейся болью. Часто на время приступов Лидия закрывается в темной комнате и ложится в постель. Иногда на несколько дней. С сентября, когда она последний раз покупала у меня тоник, я видела Лидию всего трижды – один раз, когда они с Нортом проехали мимо по пути в Вассалборо, и дважды в суде.

Небо темное и мрачное, пышные хлопья снега лениво скользят к земле, словно осенние листья, но Лидия прикрывает глаза рукой, будто вовсю светит солнце. Она неуверенно стоит в дверях. Со своего