Перед самым переездом на новую квартиру родился сын. Неизвестно, кто больше радовался – жена или Иван, но над сыном тряслись оба, пылинки сдували, шагу не давали ступить, а вдруг упадет и поранится или ножку сломает, а вдруг… И этих «вдруг» и «если» было столько, хоть на улицу не выпускай. И не пускали. Только с собой, только под присмотром и держась за ручку. Казалось, глаз с него не спускали, но просмотрели…

Нет, можно сказать, они не были виноваты в случившемся. Беда не приходит одна, как говорится. Сначала Ивана придавило на работе. Тельфером перетаскивали трубы, а стропы не выдержали, и трубы полетели вниз. Иван не успел отбежать. Напарника спас от верной гибели. Успел оттолкнуть его, сам попал под трубы. Накрыло его, словно катком по нему проехались. Пока разобрали, растащили трубы, он еле дышал. В больницу отправили. Весь переломан. Живого места не было. Думали, что всё, в лучшем случае останется лежачим и с уткой под кроватью, а в худшем… Но Иван выкарабкался. Антонина дневала и ночевала возле него. Выхаживала, лишь бы его поставить на ноги. И выходила. Врачи удивлялись, что он поднялся на ноги. И не только встал, но и потихонечку приучался ходить. Шажок, другой, третий… Тяжело было, но Антонина всегда была рядом, поддерживая его. Одну ногу по частям собирали, по осколочкам. Здесь врачи не ошиблись, сказали, что на всю жизнь останется калекой. Какой из тебя работник, если не только ходить не можешь, но даже плечо осталось приподнятым и при ходьбе казалось, что он одним плечом пробивает дорогу, выставив его вперед, а ногу подволакивал. И ребра были сломаны, и еще столько всего, что врачи удивлялись, что в живых остался. Другой на его месте давно бы помер, а он выкарабкался, да еще про работу спрашивает. Какая работа? Сиди на инвалидности и не рыпайся! В общем, вчистую списали. И на работе обвинили его, будто бы сам сунулся под трубы. Его никто не заставлял. Сам нарушил технику безопасности. Всю вину свалили на него.

Иван места себе не находил, когда узнал, что его отправляют на инвалидность. Как списать, если еще молодой? Поковыряйтесь во мне, отрежьте что-нибудь или нарастите, может, хоть слесарить смогу или плотничать, руки-то работают, я же молоток или гаечные ключи не ногами держу, а руками. Ну как мне жить, если в таком возрасте уже стал инвалидом. Я еще детей могу клепать, а вы меня… Ну, как же так, а? Как-как… Как другие люди живут, говорили врачи. Живут и не жалуются. Вот и ты радуйся, что живой остался, а мог бы и… они кивали на окно, показывая на городское кладбище. Эх, да лучше бы туда, чем стать калекой. А супруга успокаивала: «Время лечит. И ты поднимешься. Главное, что голова на плечах и руки шевелятся. Я сегодня узнавала, что в обувную мастерскую требуется сапожник, а ты же умеешь обувь ремонтировать. Со всего двора к тебе за помощью обращаются. Вот тебе и работа нашлась. Раньше за «спасибо» ремонтировал, а теперь за такую же работу еще деньги будут платить. Я договорилась. Они будут ждать, когда оклемаешься и сможешь приступить к работе. Не волнуйся, Ванечка, проживем! Я поставлю тебя на ноги. Главное, что живой, а остальное дело поправимое». И прижимала его к себе, успокаивала…

Иван запросился домой. Дома стены лечат, как говорится. Обещали выписать, а тут с сыном беда произошла. Неугомонный был. Силу некуда тратить, если постоянно быть под присмотром. Вырвался от матери, когда они направились в больницу, и помчался через дорогу, а тут машина вывернула из-за поворота. Шофер ничего не успел сделать. Слишком неожиданно мальчуган выскочил на дорогу. Под колеса угодил. Умер. Сразу.

А после похорон, когда старшая дочка уехала, у Ивана разболелась супруга. Умом тронулась, исподтишка говорили соседи, и крутили пальцами возле виска. И правда, Иван заметил, что жена стала заговариваться. Сядет, бывало, на диван или возле стола и начинает перебирать вещи сына или его игрушки, а сама разговаривает, словно с живым, а то начнет смеяться. И смех какой-то пугающий. Сначала тихо посмеивается, а сама к чему-то прислушивается, а потом всё громче и громче. И закатится, аж слезы на глазах выступают. И всё к Ивану приставала, что он не смеется над проделками сына. Вот же, глянь, что он вытворяет. И тыкала пальцем в пустоту, и снова заходилась в смехе. Иван прятал игрушки, но супруга находила, и снова начинались бесконечные разговоры с сыном и этот непрерывный пугающий смех.

Иван вызвал врача. Молоденькая приехала. Видать, только после института. Посмотрела на супругу. Иван рассказал, с чего началось. Она покачала головой, посочувствовала. Сказала, что это бывает и ей нужно побольше положительных эмоций, и тогда всё встанет на свои места, но если дальше будет продолжаться, придется в больницу везти, а пока полечится в домашних условиях. Выписала лекарства, велела сходить за ними в аптеку. И ушла.

Следом за ней собрался Иван. А кому идти, как не ему? Хотел было стукнуть к соседке, но услышав, как она костерит своего мужика, не стал. Жену запер на ключ, а сам потихонечку побрел на костылях. Пока туда дотащился, очередь отстоял. Пока обратно вернулся. Подошел, а возле дома «Скорая» стоит и милиция. Сердце екнуло, когда увидел. Беду почуял. И правда, снова беда в дом пришла. Пока он ходил в аптеку, супруга с балкона шагнула. Сын позвал. Соседи слышали, как она вышла на балкон, всё говорила с кем-то, а потом вскрикнула, мол, подожди меня, сынок. Я иду к тебе, иду. Жди меня… Встала на табуретку, на которой Иван всегда сидел на балконе и курил. Встала и шагнула, чтобы встретиться с сыном. Умерла. Сразу.

Иван сломался. Не выдержал. Слишком много бед свалилось за столь короткий срок. Сначала сам попал в больницу. Еле спасли, до такой степени был плох. Жена сутками от него не отходила. С ложки поила-кормила, лишь бы на ноги поставить. И выходила. Оба радовались, что он вернется к нормальной жизни. Пусть на инвалидности, но руки и голова есть, а значит, сможет работать. Планы грандиозные, но им не суждено сбыться. С сыном произошла беда. И буквально следом за ним с женой случилось несчастье. Навалилось сразу. Комом. Таким