Агриппина начала поиски учёных мужей для воспитания сына и скоро убедилась, что в Риме довериться некому. Она отчаялась, и кто-то подсказал имя Сенеки Младшего, писателя, учёного и философа. Семь лет назад Клавдий лишил его сенаторского звания, отправил на Корсику. Давно понятно, сенатор оказался случайной жертвой Мессалины, а настоящей целью интриганки являлась Юлия Ливилла, сестра Агриппины. Юлия давно умерла, а Сенеку – хорошо бы найти, если он ещё живой…

Глава двадцать третья

Тем временем на Корсике

Редкие письма от близких и оставшихся друзей уже не вселяли Сенеке надежд на возвращение в Рим. На Корсике появился новый префект, приверженец строгого содержания ссыльных. Первым делом этот префект запретил Сенеке появление на пристани и обязал отмечаться в здании префектуры – раз в месяц, «в доказательство, что ещё живой». С отсутствием поблажек, какие допускал Манлий по отношению к сенатору, дни стали казаться особенно тоскливыми. По вечерам Сенека спасался тем, что продолжал вести дневник, записывая рассуждения, пришедшие на ум, как следствие бездарно пережитого времени:

«…Я не хочу умирать раньше времени. Хотя стоит задуматься, что означает "раньше времени"?..

…Я родился не по своей воле и сразу был обречён умирать. Весь род человеческий, который был, есть и который будет, обречён на смерть. Города, когда-то достигшие могущества, ставшие украшением великих держав, исчезли; теперь о них спрашивают: "Где они находились?"

…Их судьбу разделят и нынешние города и державы; всех сметёт какая-нибудь напасть: одни разрушит война, другие истощат мир и праздность, обратившиеся в лень или роскошь – губительный плод великих богатств. Все плодородные поля скроет внезапно разлившееся море или поглотит сброс нежданно осевшей и разверзшейся почвы.

…Так что же мне негодовать или сетовать, если я немного опережу общую участь, умру раньше, чем всё это произойдёт?»

Сенека вдруг представил, что его философские мысли может оценить Атгалий. Тем более что в последнее время они редко встречались по причине нездоровья бывшего советника императора. «Есть повод показать некоторые страницы дневника, прочитать, поразмыслить», – решил Луций.

Он явился в дом Атгалия без предупреждения, а когда вгляделся в лицо хозяина, отметил особенную бледность. На предложение провести вечер в обсуждении философских вопросов, Атгалий стал вяло отбиваться:

– Я понял, что мне нечего ожидать от такой жизни. Готовлюсь к переходу в другое физическое состояние. Если мудрецы говорили, что смерть представляет собой всего лишь переселение душ, скажу честно, тогда не боюсь переселяться. Я не боюсь перестать существовать – ведь это всё равно, что не чувствовать себя живущим.

Он с любопытством посмотрел на Луция, явно ожидая нужного ему ответа. Тот пожал плечами.

– На мой взгляд, уходить из жизни раньше дня, указанного судьбой, не имеет смысла. Но нет заслуги и в том, чтобы жить долго – главное, чтобы развязка была славная. Кто умирает в преклонном возрасте, не имеет преимущества перед человеком, умершим прежде времени.

Сенека понимал состояние собеседника, при котором лучше не переступать через его воззрения, а в чём-то и согласиться:

– Я расцениваю жизнь человека на земле как аренду дома, взятого на время у Хозяина. – Он со значением показал пальцем вверх. – Как приходится платить за аренду жилища, так и мы – делами своими при жизни. Вот почему пусть не покажется удивительным, когда Хозяин отнимает ключи от дверей, если мы не оплачиваем аренду. За долги Он забирает и твоё имущество, заключённое в самом тебе: природа постепенно отнимает хорошее зрение, слух, сами по себе отнимаются руки и ноги. Подобно тому, как мы покидаем своё жилище, когда хозяин, сдавший нам его, не видит оплаты. После всего человеческой душе ничего не остаётся делать, как покинуть бренное тело.

– Ты не ответил на мой вопрос, нужно ли цепляться за жизнь, и в каком случае!

– Когда жизнь для меня уже ничего не будет стоить, я не стану влачить её, цепляться за ещё один день. Покину этот мир, если уже не в силах сохранять в нём себя в состоянии счастья.

Последние слова Сенеки затронули Атгалия; в нём просыпался достойный ему оппонент в философском споре:

– Римлянину легко изрекать высокие слова о жизни и смерти. Предки постарались внедрить в наше сознание идеалы мужества и чести. Но в каком положении оказывается раб, заключённый в оковы, если он решается покончить с жизнью? Наверное, это не зависит от его намерения – жить или умереть?

– Ты неправ, уважаемый Атгалий! Недавно был случай, когда на арене один боец из германских рабов отошёл от стражи, чтобы опорожниться. На земле лежала палка с губкой для подтирки. Её-то он засунул себе в глотку, силой перекрыв дыхание, и от этого испустил дух. Разве не подвиг духа?

– Я расцениваю его действия как оскорбление смерти! Грязно и непристойно!

– Пусть так! Но раб показал себя мужественным человеком, достойным того, чтобы судьба дала ему такую оказию. Он не захотел ждать смерти от чужого меча, отказался радовать собственной смертью ненавистных ему римлян. Лишённый всего, он нашёл и должный способ смерти, и орудие. Знай, что для того, кто решился умереть, нет иной причины к промедлению, кроме собственной воли. Ты как угодно суди его поступок, а я рассматриваю германца бесстрашным человеком, который предпочёл определённо грязную смерть чистому рабству.

Атгалий недовольно хмыкнул:

– Полагай его единичным случаем.

Сенека не уступал:

– Если хочешь, ещё эпизод. Рабов везли под стражей в цирк для гладиаторских боёв. Один из них, которого, наверное, смерть от меча товарища не устраивала, опустил низко голову так, что шея попала между спиц. Получилось, что повозка везла его на казнь, а от казни избавила.

Удивлённый его примерами Атгалий съязвил:

– Впервые разговариваю с римлянином, неравнодушным к рабам.

Сенеку не остановили его слова, он почти кричал:

– Стыдно красть, чтобы жить, но красть, чтобы умереть – прекрасно. Атгалий, природа не удержит нас взаперти: кто захочет, тому ничто не мешает взломать дверь и выйти прочь!

Понимая, что излишняя горячность может дать повод прекратить разговор вообще, Сенека попытался рассуждать без эмоций, но у него это слабо получалось:

– Все люди разные цветом кожи или обликом, но одинаковы от природы общечеловеческими нуждами. Все одинаково дышат воздухом – через рот и нос, и едим мы все одинаково – руками. На деле же происходят странные вещи – тех, кто рождается от знатных родителей,