Миновав станцию Крым-Гиреево, мы видим ещё множество сёл и хуторков, чередующихся с правой стороны у самого подножия неуклонно набирающих высоту предгорий.

Теперь, приближаясь к Машуку, который стоит, как повёрнутый лицом к северу часовой, мы замечаем, что за ним появляется длинная цепь высоких гор, уходящая далеко на юг.

Остановившись на станции Суворовская, мы читаем на табличке, что находимся в четырёхстах сорока шести верстах от Ростова. Температура продолжает расти, и здесь уже тает снег. Отсюда видна двойная горная цепь с Машуком на заднем плане и странной формы более низкой горой на переднем, выглядящей удивительно тёмной, будто на ней и вовсе снега нет56.

"Но почему это так, – удивляюсь я, – когда все другие горы, выше и ниже этой, и даже равнины абсолютно белы?"

"Возможно, это действующий вулкан и снег тает на его тёплой вершине", – предполагает Вик, но я не слышала ни о каких активных вулканах в этом регионе.

Внезапно посреди равнины слева от нас вырастает одинокая зубчатая скала.

"Она называется Кинжал, потому что остра и на него похожа", – говорит кавказец, стоящий бок о бок с нами в коридоре.

Наш поезд медленно огибает эту причудливого вида скалу и вскоре оставляет её сиротливо стоять позади посреди холмистой равнины.

В два тридцать мы достигаем Минеральных Вод и смотрим, как из поезда выходят красноармеец и хорошенькая молодая ударница. Они всё так же, не умолкая, щебечут, весело смеясь и уже крепко держась за руки.

Минеральные Воды – замечательное место, расположенное посреди гор вулканического происхождения и обладающее многочисленными целебными источниками. Ранее их называли омолаживающими водами, поскольку они не только содержат ценные соли и газы, но и богаты радиоактивной энергией, так что их уникальные свойства прославили их на долгие годы. И существует множество санаториев и лечебных учреждений, куда рабочие со всего Союза нынче направляются на лечение и отдых Наркоматом социального обеспечения и другими трудовыми организациями.

Поблизости от Минеральных Вод лежат и другие известные здравницы: Ессентуки, Кисловодск, Пятигорск и Железноводск. И над всеми ними возвышается высочайшая вершина Кавказского хребта – гора Эльбрус, достигающая высоты более пяти с половиной тысяч метров.

Следующая наша остановка – Виноградная, где внезапно и таинственно высокие горы исчезают из виду и сменяются справа от нас пологими холмами, а слева – равнинами, простирающимися до самого горизонта.

На станции Георгиевск мы видим оживлённый открытый рынок с кучей прилавков, где крестьяне продают колхозные продукты: кур, хлеб, булочки и арбузы.

"А разве крестьянам разрешается так продавать свою продукцию на открытых рынках?" – спрашиваю я второго подошедшего к нам старика.

"Да, – отвечает тот. – После того как они выполнили все обязательства перед государством, они могут продавать свои излишки. Однако государство ухитряется забирать почти всё", – скорбно ворчит он, и я догадываюсь, что он, должно быть, тоже раскулаченный. "За зерно нам платят рублями, – продолжает он, – а что на них купишь? Слова властей полны обещаний, однако кооперативные магазины не получают достаточно товаров, а открытые рынки нас просто грабят. Хорошенькое же дело! Ведь, поверите ли, я за эти штаны двести рублей заплатил!" И он сердито смотрит на недостойную, по его мнению, одежду. Но когда к нам подходит лётчик, он замолкает и быстро исчезает, как и первый старик.

После Георгиевска вновь появляются горы и так же внезапно, как прежде исчезли. Отсюда открывается чудный вид на Эльбрус. С этой минуты хребет с сотнями высоких, острых, зазубренных пиков, составляющих диковинный и восхитительный контур, виден непрерывно. Мы проезжаем мимо большого колхоза с группой длинных и низких зданий. Лишь два из них завершены, а остальные пока ещё находятся в стадии строительства.

Солнце уже садится, его свет смягчается золотой дымкой. Горы приобретают тёмно-синий оттенок и превращаются в массивные силуэты, пронизанные яркими лучами там, где заходящее светило ударяет в заснеженные вершины или скользит сквозь исполинские разломы. И уже через полчаса на станции Солдатская хребет выглядит как длинная гряда тёмных туч на горизонте. Солнце село, больше нет сияющих шапок и сверкающих расщелин, небо над горами тёмно-золотое и плавно тускнеет с наступлением ночи. В сгущающейся темноте мы проезжаем Прохладную – огромную казачью станицу. Курени там белые, и во дворах растут фруктовые деревья. Звёздная ночь сейчас черна, потому что луна ещё не взошла, но на западе остаётся светящаяся полоса, на фоне которой выделяются горные зубцы, а у их подножия мерцают огни далёких станиц.

Затем над равниной появляется слабое свечение. Оно становится всё ярче и ярче, и вскоре поднимается большущая и багровая полная луна. Весь ландшафт купается в её мягком свете, и мы снова можем чётко видеть горы, которые теперь выглядят точно гряда пушистых серебристых облаков, увенчанных макушками, которые заставляют меня вспомнить о блестящих сахарных куличах.

Миновав станции Дарг-Кох и Разъезд, мы наконец оказываемся в Беслане, где нам нужно пересаживаться на местный поезд, так как тот, на котором мы ехали, идёт прямо до Баку. Нам сообщают, что "кукушку" до Орджоникидзе придётся подождать, может, час, а может, и больше.

"Кто знает? – говорит носильщик-осетин. – Та может прийти вовремя, а может опоздать – трудно предсказывать. Так что располагайтесь поудобнее и закажите в зале ожидания горячего чаю".

Мы следуем его совету и садимся за маленький столик в окружении аборигенов, которые с интересом смотрят на нас и завораживают Вика.

"Ты только глянь на их кинжалы, – восхищённо шепчет он. – Разве они не прекрасны? Какое мастерство изготовления! Я бы хотел такой иметь".

Два маленьких чернооких мальчугана с оливковой кожей в миниатюрных бурках и папахах подходят к нам и с удивлением щупают наши пальто.

"А почему вы так смешно одеты?" – застенчиво спрашивает один из них и после таращится озадаченно и растерянно, когда я отвечаю: "Потому что мы американцы".

"А кто такие американцы?" – интересуется он, и я рассказываю ему историю об Америке, которая лежит за горами да морями, далеко-далеко, и о маленьких американских мальчиках, которые не носят бурки и папахи.

"Расскажи ещё что-нибудь", – серьёзно просит он, но мы уже допили чай и, так как в зале ожидания довольно жарко и запах тяжёл, выходим и гуляем по платформе.

Ночь холодна, хотя и потеплее, чем в Ростове, и время от времени лёгкий ветерок шелестит сухими листьями тополей, окружающих вокзал. Аборигены выглядят необычайно высокими и зловещими, а их