Вяземскую операцию пришлось отложить и отказаться от использования прифронтовых аэродромов. Высадку десанта под Вязьму проводили во второй половине февраля 1942 года, самолеты вылетали из подмосковного аэродрома в Монино.

В последних числах февраля воентехник Токаев получил краткосрочное увольнение и на попутных военных грузовиках добрался до Москвы. Город встретил его безлюдными улицами, аэростатами воздушного заграждения в скверах и заклеенными крест-накрест бумажными полосками окнами домов. Так москвичи надеялись уберечь стекла при бомбежках. Половина квартир в его доме пустовала после поспешной эвакуации из Москвы. Его комната тоже была пустой. В последнем письме, которое Григорий получил, Аза написала, что научно-исследовательский институт, в котором она работала, эвакуируют на Урал. Больше писем не было. Он посидел в пустой комнате со следами поспешных сборов и вернулся в Монино.

Месяца через три, ночью, на самолетную стоянку, где работала команда Токаева, прибежал посыльный и доложил, что воентехника срочно вызывают в штаб. Начальник штаба вручил ему предписание. Григорию Токаеву надлежало прибыть в распоряжение командования Военно-воздушной академии имени Жуковского. Но не в Москву, а в Свердловск, куда была эвакуирована академия. На следующий день он вылетел в Свердловск.

Вернуться к прерванной работе над реактивными двигателями, на что рассчитывал Григорий Токаев, не получилось. В ВВС остро не хватало специалистов, подготовка авиационных инженеров стала с началом войны главной задачей академии. Сотни выпускников оканчивали академию и уходили на фронт, столько же проходили переподготовку на ускоренных курсах. Ученые занимались методикой размагничивания бронекорпусов самолетов-штурмовиков, изобретали новые фугасные бомбы и кумулятивные боеприпасы, разрабатывали рекомендации для повышения точности бомбометания, по выбору оптимальных режимов полета и работы двигателей для увеличения дальности полета. Только в редкие свободные часы Токаев возвращался к расчетам турбореактивных и жидкостных реактивных двигателей, которые должны прийти на смену винтомоторной поршневой авиации. Повышение мощности поршневых двигателей не давало эффекта. При скоростях свыше семисот километров в час заметного прироста скорости не удавалось достичь, этот путь развития авиации был тупиковым.

В академию поступали разведданные об авиации Германии и ее союзников, и союзников СССР. Еще в 1940 году совершили пробные полеты первые реактивные самолеты «Кампини-Капрони», созданные в Италии. В 1941 году в Англии был испытан самолет «Глостер» с реактивным двигателем, а в 1942 году США испытали реактивный самолет «Айрокомет». Вскоре в Англии был создан реактивный самолет «Метеор», он принимал участие в войне.

В середине войны на вооружение люфтваффе поступили реактивные истребители «Мессершмидт-262», «Мессершмидт-163» и «Хейнкель-162». По скорости и маневренности они намного превосходили наши Илы и Ла. И только ограниченные возможности промышленности Германии не позволили немецким летчикам господствовать в воздухе.

В Советском Союзе тоже занимались реактивной авиацией в конструкторских бюро Королёва и Цандера. В начале 1942 года летчик-испытатель Бахчиванджи совершил первый полет на отечественном истребителе БИ-1 с жидкостным реактивным двигателем. Вскоре при испытании этого самолета Бахчиванджи погиб, работы были приостановлены. Возобновились они только после войны и привели к созданию Як-15 и МиГ-9 с немецкими реактивными двигателями.

Григорий Токаев несколько раз подавал руководству академии докладные с предложениями включить в планы исследования в области реактивной авиации, всякий раз они отклонялись. У академии были более важные задачи.

В 1943 году Военно-воздушная академия вернулась из Свердловска в Москву. Еще через некоторое время из эвакуации вернулся научно-исследовательский институт, в котором работала Аза. Увидеть жену и дочь живыми и здоровыми – это был неожиданный подарок судьбы. Выяснилось, что институт Азы тоже был в Свердловске, всего в нескольких кварталах от академии. Она сохранила все письма от мужа. А почему он не получал писем от нее, так и осталось неизвестным.

День Победы Григорий Токаев с семьей встретил на Красной площади вместе с тысячами москвичей. В два часа ночи по радио объявили, что будет передано важное сообщение. В два часа десять минут диктор Левитан прочитал Акт о капитуляции фашистской Германии и Указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении 9 мая Днем Победы. Люди выбегали из домов и шли на Красную площадь. Все поздравляли друг друга, многие плакали. Вечером прозвучал салют из тридцати залпов, московское небо расцветилось фейерверками. Ими Григорий и Аза любовались из своего дома. Дочь мирно спала, Григорий и Аза стояли обнявшись у окна. Начиналась новая жизнь. Какой она будет? Очень хотелось верить – счастливой.

Через две недели майора инженерных войск Токаева вызвал заместитель наркома внутренних дел СССР генерал-полковник Серов.

5

Вызов к Серову, доставленный курьером НКВД, встревожил Григория Токаева. С госбезопасностью, недавно ставшей частью наркомата внутренних дел, он никогда не сталкивался. В академии, как и во всех учреждениях, существовал первый отдел, предупреждавший разглашение государственной тайны и осуществлявший постоянную слежку за сотрудниками. Григорий знал, что и на него там заведено дело. Но в нем, как Токаев предполагал, нет никаких компрометирующих его сведений, иначе его судьба сложилась бы по-другому. Но это не успокаивало. На памяти Григория было немало случаев, когда сотрудники академии с большими заслугами и безупречными репутациями исчезали бесследно, и никто не интересовался их участью – это было опасно. Успокоив, как мог, жену, испуганную неожиданным вызовом, Григорий отправился на Лубянку.

К заместителю наркома его вызвали на четырнадцать часов. В половине второго он вошел в четвертый подъезд здания на Лубянской площади и предъявил повестку дежурному в бюро пропусков. Пропуск майору Токаеву был заказан. Дежурный выписал пропуск, но ему не отдал, позвонил куда-то по внутреннему телефону и попросил подождать. Минут через десять появился младший лейтенант, взял пропуск, проверил документы Григория и распорядился:

– Следуйте за мной.

Они вошли в лифт и поднялись на пятый этаж. Григорий с интересом осматривался. Удивили очень длинные коридоры, которые, как казалось, опоясывали все здание. По сторонам находились кабинеты с дубовыми дверями, без табличек, только с номерами. Коридоры были пустыми. Лишь изредка навстречу попадались военные с папками в руках и хмурыми лицами. Возле одного из кабинетов сопровождающий остановился:

– Входите.

Это была просторная сумрачная приемная. Лейтенант передал повестку и пропуск Токаева дежурившему в приемной полковнику. Тот приказал:

– Ждите, вас вызовут.

Ждать пришлось минут сорок. Наконец раздался негромкий зуммер, полковник открыл тяжелую дверь:

– Заходите.

В глубине огромного кабинета за письменным столом с телефонами спецсвязи сидел невысокий человек лет сорока в мундире с погонами генерал-полковника, с простоватым лицом и ранними залысинами. На столе перед ним лежала папка с документами, которые он просматривал. Григорий понял, что смотрели его личное дело. Он доложил:

– Товарищ генерал-полковник, майор Токаев по вашему приказанию прибыл.

– Вижу, что прибыл, – неприветливо отозвался Серов. – Садись, майор.