«С тобой, Улукиткан, геодезисты и топографы штурмовали последние белые пятна на карте нашей Родины».

«Тебе, Улукиткан, были доступны тайны природы, ты был великим следопытом, учителем, другом».

А на плите, что была положена на могильный холм перед туром, — слова самого Улукиткана:

«Мать дает жизнь, годы — мудрость».

И как знать, не тогда ли пришла мысль, что лучшим памятником и ему самому будет вот такой же геодезический тур на одном из саянских перевалов…

Может быть, тогда, а может, и раньше. Всего-то скорее — раньше.

«В пятнадцати километрах от нас был виден пик Грандиозный, возвышающийся над всей округой, — еще много лет назад писал Федосеев. — Абсолютная отметка Грандиозного — 2922 метра… Этот пик принято считать главной вершиной центральной части Восточного Саяна».

Широко известна стихотворная строка: «В горах мое сердце». Хорошо сказано: поэтично, образно. И все же строка отдает некоей красивостью: если ты родился среди гор, то где же еще быть твоему сердцу, как не на родине? Ежели же ты полюбил горы, то в чем исток твоей любви?

Завершив последнюю экспедицию и посидев у последнего таежного костра, Григорий Анисимович уехал из Сибири и поселился на своей родине — на Кубани. Но сердце его осталось там, на Саянских перевалах. И в данном случае это уже не красивая поэтическая метафора: большую и лучшую, «главную» часть своей жизни он провел именно здесь, провел в преодолении недоступных горных хребтов. Так что естественным было и его желание быть похороненным там, где он когда-то увидел пики Грандиозный и Поднебесный, где оставил затем на кедре — память о своей первой экспедиции.

Григорий Анисимович Федосеев скоропостижно скончался 29 июня 1968 года, накануне своего семидесятилетия. И во исполнение последней воли покойного были заказаны две урны: одна для Краснодара, где оставались его родные и близкие, другая — для Саян.

Ближайший друг Федосеева Кирилл Лебедев, сразу же отправившийся на рекогносцировку в Саяны, облюбовал там отрог Грандиозного — величественный перевал Идэн. На этом перевале им вместе с друзьями и соратниками Григория Анисимовича — Трофимом Пугачевым, Михаилом Куцим и его сыном Женей — был поставлен видный издалека обелиск из золотистого оксидированного металла. В восьмигранном каменном основании его согласно завещанию замурована урна с прахом Григория Анисимовича. На одной из граней на металлической плите отлиты его слова:

«…Карта…

Как просто на нее смотреть и как не просто, порою мучительно трудно создавать ее!»

Вскоре после открытия памятника последовало решение правительства России о присвоении этому горному перевалу имени Федосеева, под которым он теперь и значится на государственной карте и в атласах мира.

Ныне через перевал Федосеева пролег туристический маршрут, связывающий строящуюся Байкало-Амурскую магистраль с новыми городами и промышленными комплексами.

Федосеевский перевал… Федосеевский маршрут… Тропа Федосеева…

Прекрасно, когда человек оставляет после себя тропу в жизни. Вдвойне долговечна память о нем, когда он оставляет свою тропу, свой след и в литературе!

Семен Шуртаков

Мы идем по Восточному Саяну

(Записки путешественника)

Посвящаю полевикам — геодезистам, топографам, географам — создателям карты нашей Родины,

Автор

Сквозь мертвый лес

Узкая дорога змейкой обогнула Черемшанку — последний поселок на реке Казыр и, перевалив через сопку, скрылась в тайге. Еще не светало. Лошади, поматывая головами, шли дружно. Вел обоз Прокопий Днепровский. Слегка сгорбленная спина, крупные размашистые шаги придавали фигуре этого человека выражение особой силы и уверенности. Он изредка поворачивал голову и, не останавливаясь, покрикивал на переднего коня:

— Ну ты, Бурка, шевелись!..

От этого властного окрика лошади оживились, но продолжали идти своим обычным ходом.

Днепровский — прекрасный охотник и хороший следопыт. Уже много лет он был членом нашей экспедиции. К нам Прокопий попал еще в 1934 году, когда мы вели работу в Забайкалье. Скромному, трудолюбивому колхознику из поселка Харагун понравилась экспедиционная жизнь. Он понял, что, работая с нами, своими знаниями природы, повадок зверей, птиц может принести пользу Родине, и остался в экспедиции на долгие годы. Природа наградила его шестым чувством, пользуясь которым он никогда не плутал в тайге и горах и не раз выручал товарищей из беды. В его присутствии все чувствовали себя как-то увереннее, тверже.

«Этот не сдаст! Этот выручит!..» — невольно думалось о нем.

Я шагал в конце обоза, весь во власти чувств и дум, охвативших меня в этот первый день путешествия. Позади остались хлопоты, споры, прощанье с друзьями, а впереди лежал далекий путь в дебри тайги, в глубь Саянских гор, зубчатые вершины которых уже вырисовывались на далеком горизонте. Там, в девственной тайге, среди малоизведанных гор и рек, мы начнем свою работу.

Целью нашей экспедиции, состоявшей из тринадцати человек, было проникнуть в глубь Восточного Саяна. Мы не собирались делать географические открытия — эти горы давно были известны, но к моменту организации нашей экспедиции были еще мало исследованной горной страною.

Природа нагромоздила тысячи препятствий на пути человека, пытающегося проникнуть в эти горы, — вот почему в центральную их часть мало кто заглядывал из путешественников. Имевшиеся карты и сведения, собранные географами и натуралистами, не отличались ни точностью, ни полнотой, а в топографическом отношении эти горы представляли собою «белое пятно». Правда, на всю территорию имелась карта 1:1 000 000 масштаба, но она была составлена больше по рассказам бывалых людей и охотников-соболятников, проникавших в самые отдаленные уголки Саян. И только совсем незначительная часть, главным образом районы золотодобычи, были нанесены на ней более или менее точно. На нашу экспедицию и была возложена задача дать геодезическую основу для высокоточной карты, а затем нарисовать на «белых пятнах» карт природу, горные кряжи, реки, ключи, дать ясное представление об этом большом горном пространстве. Мы знали, что нам придется побывать в местах, куда, может быть, еще не ступала нога человека, и придется пережить много неприятных минут в борьбе с первобытной природой.

Всю техническую работу экспедиции вели двое — мой помощник Трофим Васильевич Пугачев и я. Остальные — это проводники, рабочие, охотники.

Несмотря на ясный, солнечный день, картина, окружавшая нас, была чрезвычайно мрачной. Мы пробирались сквозь погибший лес. Вековые пихты, еще недавно украшавшие густо-зеленой хвоей