воле небес оказались только те, кто есть, и нет других, кто всегда направлял нас по жизни? Может, поэтому и начинается нечто новое, свободное от устоев, поддерживаемых в наших народах сотнями лет?.. Иначе для чего свела нас судьба, для чего мы все вместе переживаем столько бед и радостей, тревожимся друг за друга, оберегаем всё, что есть у нас общего ценою своих жизней? Наверное, так должно быть, и нет нужды стараться изменить то, от чего всем хорошо. Может, только теперь мы все чувствуем себя понятыми, думаем и поступаем так, как всегда желали лишь в мечтах, не веря никогда прежде в сбыточность их?.. Хотел ли я когда-либо иметь свой выбор? Да. Всегда. И всегда боялся, что такое время наступит, и я вдруг останусь один. Но теперь, получив его впервые, искренне ли я желаю того, что происходит со мной сейчас? Да. Очень. Другого ничего мне уже не нужно. Я принял этот дар, и никому никогда не дам его отнять».

* * *

Далайя воспринимала новую жизнь с тревогой, и её не покидало чувство недолговременности происходящего.

Поначалу она вспоминала о прошлом часто, порой ночами напролёт, страдая от бессонницы. Теперь же в её душе не было больше сильной тоски по родным степям, но от этого ей почему-то было стыдно, будто она предавала всех, кто был прежде ей дорог. Сознание подсказывало ей, что нет в такой перемене чувств ни её, ни чьей вины вообще, но душа не находила успокоения, делая её должницей совести.

Она всё время находилась в поиске чего-то более убедительного, очень весомого, так не достающего ей для твёрдого уверования в чистоту своих поступков и помыслов. И в уходящую зиму она всё же обрела то, в чём так сильно нуждалась.

Случилось это в одну из тех тревожных ночей, что она ухаживала за Русой после страшной охоты на волков. Тогда впервые за всё время пребывания здесь она поняла, насколько была слепа к находящимся рядом с ней людям. Ей лишь казалось, что она их слышит, видит и понимает, но это было не так. С неё только теперь слетела пелена, искажавшая истинный мир, окружавший её уже столько времени, Мир, к которому она была почти безразлична и холодна. И главным в нём были, конечно же, люди.

Ей становилось не по себе от мысли, что они все эти долгие месяцы искренне заботились о ней, в то время как она всего лишь считалась с их существованием и воспринимала их отношение к себе как нечто должное и естественное.

От осознанного теперь в её душе больше не осталось даже крупицы терзавших её сомнений. Отныне не нужно было томить себя бесполезными думами. Пришла пора жить полноценно и поступать так, чтобы впредь не посещало чувство вины перед окружающими её людьми.

* * *

Весна была в самом разгаре. Дни стали жаркими и продолжительными. И без того всегда прекрасная природа удивительно преображалась, не оставляя никого равнодушным к своим переменам.

Обновлялся окружающий мир, наполняя человеческую душу новизной чувств и ощущений. Люди были полны творческих сил и желания одарять друг друга приятными словами и деяниями, жаждали раскрытий таинств жизни и, как никогда, стремились к откровениям.

Всё становилось другим по сути, но в то же время выглядело внешне неизменным.

Глава третья

Чёрная волчица, выбранная вожаком стаи из трёх соперниц, ещё долго бродила в одиночестве после страшного столкновения с людьми, пытаясь обнаружить хотя бы след своего верного спутника. Но все её усилия были тщетны, и надежды на встречу с ним с каждым днём неумолимо таяли.

Силы, не восполняемые нормальной пищей, очень быстро иссякали, заставляя её подолгу отдыхать после непродолжительных перемещений по глубокому снегу. Её тело грузнело, и ходить становилось всё тяжелее. Редкая в этих местах падаль теперь была её единственным источником питания.

Но однажды ей несказанно повезло. Как-то уставшая до изнеможения волчица, уже прекратившая поиски вожака, выбралась из тесноватого, но уютного и столь нужного ей теперь логова, скрытого недалеко от водопада в зарослях кустарника, и увидела, что прямо у входа в её укрытие, подмяв под себя хрупкие ветки, запрокинув окровавленную голову с высунутым длинным языком, бело-серой пушистой массой лежит сорвавшийся с почти отвесной скалы архар. Его очень большие винтообразные рога, наполовину ушедшие в снег, свидетельствовали о его весьма почтенном возрасте, что наверняка и стало причиной смерти. Для обессилевшей самки, к тому же готовящейся стать матерью, это была огромная удача, перевесившая чашу жизни в самый трудный момент её судьбы.

* * *

В один из весенних дней Руса предложил Далайе навестить тайник. После недолгих сборов они направились к водопаду уже известной им обоим дорогой.

Пережив довольно долгое добровольное заточение в крепости, они с наслаждением совершали этот путь, обнаруживая знакомые приметы среди буйной растительности, радуясь их неизменности и относясь к ним как к старым друзьям.

Прежде казавшийся женщине чудовищным и опасным, теперь водопад воспринимался ею словно давний умудрённый приятель, древний старец, терпеливо ожидавший их долгие дни. Ещё на значительном отдалении он встречал их своим громогласным величием, приветливо искрясь огромным количеством сияющих солнечных лучей в нитях потоков, радуя глаз, ослепляя мерцаниями подвижной россыпи ярких осколков светила.

Наводить переправу из бревна не стали, лишь удостоверились в его наличии в потаённом месте. Руса, вплавь одолев преграду, скрылся за ниспадающим потоком, оставив ненадолго свою спутницу в ожидании. Вскоре он уже выбирался из ледяной воды, насквозь промокший, но взбодрённый купанием.

Всё было в порядке, груз находился на месте в неизменном состоянии.

Время близилось к полудню. Было жарко. Яркое солнце щедро нагревало землю, словно понимая, что всё живое истосковалось по теплу.

Полулёжа у самого валуна, с удовольствием вкушая нехитрую снедь, предложенную Далайей, Руса наслаждался почти летним днём, приятно ощущая на себе подсыхающую одежду.

Женщина же, как и раньше, зачерпнув ладонями студёную воду, с упоением прижимала её к лицу. Кругом царила благодать.

Людям было совершенно неведомо, что за ними с самого прихода их сюда из кустов на противоположном берегу водоёма внимательно следит пара глаз.

Они и не подозревали о том, что своим появлением нарушили чей-то покой, что одним лишь своим запахом наводили ужас на скрывающееся животное, которое не могло ни напасть, ни уйти подальше от ненавистного врага.

Четверо волчат, почуяв тревогу матери, бесшумно сидели в логове.

Чёрная волчица, готовая ценою своей жизни спасти от кого угодно потомков славного вожака стаи, нервно, но неподвижно сидела