Вот и сейчас каждый из обоих противников, ощущая мощь другого и улавливая обречённость этой встречи, пытался насладиться последними мгновениями жизни, будто осознавал, что всё завершится очень быстро, в один бросок, в один сокрушительный удар, как это бывает лишь между сильными соперниками, умеющими не причинять лишней боли.

Русе, ограниченному в движениях из-за сломанной ноги, оставалось только ждать действий врага. Крепко сжав обеими руками выставленный перед собой длинный меч и не сводя с него глаз, он стоял на левом колене, вытянув чуть в сторону здоровую ногу, чтобы не потерять равновесия.

Первым проявил нетерпение волк. Медленно двинулся полубоком, низко опустив большую голову и нервно оскалив клыкастую пасть, и стал заходить со стороны изувеченной ноги.

Для Русы такое поведение зверя становилось очень опасным. Продолжая следить за ним, он попытался переставить правую ногу вперёд, одновременно подскочив на левом колене, дабы находиться лицом к волку, и в этот момент хищник присел ещё ниже, сделал несколько стремительных шагов и бросился на него всей своей мощью.

Мгновенно оценив своё положение, Руса подобрал правую ногу и упал на левый бок, выставив вверх острый клинок. Зверь, целившийся ему прямо в горло, не имея возможности изменить направление броска, всем весом налетел на отточенный меч, вошедший в его сердце ледяным шипом.

Вмиг обмякшая и оттого ставшая ещё тяжелее туша волка рухнула на Русу, придавив его к земле.

Страшная боль пронзила неудобно подвёрнутую ногу, оставшуюся под весом обоих тел, и в одно мгновение заволокла его сознание, вспыхнув в нём и тут же погаснув, исчезнув в полном бесчувствии, растворившем в себе нестерпимые муки и забравшем его в спасительную бездну обморока.

* * *

Истребив, как им казалось, всю волчью стаю, уже в густых сумерках Далайя с воинами после долгих поисков с трудом нашла в темноте почти безжизненное тело Русы. От неминуемого замерзания его спас сражённый им зверь, распластавшийся на нём огромной лохматой тушей и согревающий остатками своего тепла и пролившейся на грудь победителя жаркой густой кровью.

Три дня Руса был в жару, то приходя ненадолго в сознание, то вновь погружаясь в небытие. Всё это время, тревожное для всех обитателей крепости, Далайя, не смыкая глаз, находилась при нём.

Туго перетянутая овечьей шкурой изувеченная нога Русы была крепко привязана к лежанке.

На четвёртый день поутру, когда женщина дремала, сидя на мягкой шкуре и прислонившись к стене, в помещение, откинув полог, осторожно вошёл сотник Даг. Легко пробудившись, Далайя увидела, что он, стараясь быть как можно тише, опустил с плеча на пол огромную волчью шкуру, искусно выделанную и по праву принесённую в дар Русе.

Сотник внимательно посмотрел на лежащего и молча присел у тлеющего костра. Далайя также бесшумно приблизилась, опустилась и расправила шкуру на полу. Густая шерсть жёсткими ворсинками напоминала покров кабана, но тёмно-дымчатая шкура этого могучего вожака была весьма внушительных размеров, по всей длине её посередине, от головы до хвоста, тянулась серебристо-седая полоса. Даже будучи бестелесной, она пробуждала трепет перед его бывшим носителем.

Услышав шорох со стороны лежанки, они оглянулись.

Руса, размокнув веки и слегка повернув к ним голову, спокойно смотрел на Далайю. Не скрывая радости, она быстро поднялась, подошла к его изголовью, склонилась над ним, внимательно вгляделась ему в глаза, затем осмотрела всё его лицо. Оставшись довольной увиденным, она кивнула и присела рядом с ним.

Сотник тоже приблизился к лежанке, взглянул на Русу с одобрением, сочувственно тронул его за плечо и быстрым шагом удалился, аккуратно обойдя принесённый подарок.

* * *

Близилась весна. Воздух наполнялся теплом, свежестью и ароматами пробуждавшейся природы.

Изрядно подросшие за зиму щенки не давали прохода слегка похрамывающему Русе, но завидев Зелу и Мире, которые всегда кормили их, тут же бросились к ним, обгоняя друг друга.

Пока ещё не имея достаточных сил для уверенного владения своими крупными телами, они бежали, забавно вскидывая тяжёлые лапы, и, не умея вовремя останавливаться, с разбега ударялись в ноги кормилицам, усердно виляя куцыми хвостами.

Руса присел у стены на покрытое шкурами бревно, потрепал по холкам степенно подошедших взрослых собак и с наслаждением потянулся, щурясь от яркого солнца и вдыхая чистый воздух.

Двор был чист. Оттаивающий снег быстро исчезал в мелких прозрачных ручьях, тихо журчащих в щелях меж камней.

У раскрытых настежь ворот находились молодые саки и Рушти. Только сейчас Руса заметил, как возмужал и окреп этот неуклюжий с виду юноша, казалось бы, лишь вчера выглядевший таким несчастным и обездоленным. Внимательнее всмотревшись в остальных, он заметил перемены и в их обликах.

Молодые воины Габу и Дуару не были теми растерянными юнцами, что не знали, как поступить с волей, дарованной Далайей после сражения с сородичами, преследовавшими их отряд. Теперь это были сильные телом и духом воины. Каждый из них пережил за столь короткий срок множество превратностей судьбы и только приумножил твёрдость характера и уверенность в себе.

Руса в последнее время стал замечать знаки их внимания к девушкам, которые скрывали свой ответный интерес к ним и будто вовсе не замечали ничего. Но взрослому человеку было достаточно одного взгляда, чтобы понять их взаимную симпатию. В их поведении было что-то по-детски наивное, чистое, возвышенное, трепетно затрагивающее какие-то смутные, но приятные воспоминания из далёкой юности.

«Видимо, всё повторяется, но уже в судьбах других, идущих следом за нами молодых людей», – подумалось Русе.

Он понимал, что в этой новой, зарождающейся здесь жизни всё обстояло иначе, нежели было прежде. То, что бывшие противники живут под одной крышей, разделяя пищу, заботясь друг о друге, давно стало обычным явлением, не нуждающимся в каких-либо объяснениях и воспринятым всеми обитателями крепости как нечто естественное.

«Ко всему хорошему человек привыкает быстро. Даже мне теперь уже кажется, что все мы жили здесь всегда, а прошлое каждого – это лишь сон, интересный, порой страшный, но сон, и мы наконец пробудились, чтобы не пропустить мимо себя новую, настоящую жизнь», – продолжал размышлять пригревшийся на солнышке Руса, поглядывая на лежащих рядом псов, и вновь зажмурил от наслаждения глаза.

Впервые за долгое время он ощущал покой. В голове была удивительная ясность. Прерванные было мысли вновь потекли спокойно: «Не знаю, правильно ли всё то, что мы совершаем сейчас? Будь среди нас хоть один старейшина, одобрил бы он это? Трудно самому разобраться… Но, может быть, не зря здесь по