Уходя, он распорядился отправить арестованным товарищам хлеб и селедок: «Пусть эта белогвардейская сволочь пожрет немного, с ними там ведь церемонятся мало».

Комиссия от Северного фронта

В следующие дни работа валилась из рук. Хмуро бродил я по «Ярославичу», совершенно не понимая, что далее делать: бежать – тем более себя раскрыть; остаться – с какой целью, для чего?

Через день-другой из Петрограда приехали срочно вызванные оттуда для разбора дела начальник Морского отдела штаба Северного фронта бывший генерал-майор флота Борис Федорович Стааль, его сын Борис Стааль (чин для поручений Селигеровского штаба нашей флотилии) и один из комиссаров штаба Северного фронта, Борисов.

Сын Стааля – офицер из наших; поэтому можно представить мое удивление, когда я его увидал. И, конечно, нехорошие мысли мелькнули у меня при его виде. Ну, думаю, этот, наверное, и подвел все дело, этот и есть предатель. Весьма вероятно, подобное пронеслось и в его голове при моем появлении. Мы холодно поздоровались, обменялись кое-какими фразами, и я сейчас же пошел поделиться своими мыслями с Рукшой. Петька был аналогичного мнения.

Все рассеял сам молодой Стааль, который при первом же случае отвел меня в сторону и рассказал, что подозрения его в предательстве совершенно неправильны, ибо его спас отец, которому, безусловно, можно доверять и который, по-видимому, приехал для скорейшей улаживания нашего дела.

«Отец, знаете ли, такой дипломат, что под него ни один большевик до сих пор подкопаться не может, – сказал он, – и я просто уверен, что он приехал для того, чтобы спасти нас, иначе так срочно никто бы не стал приезжать, а предоставил бы все тверской чрезвычайной комиссии».

Это меня как-то успокоило. Перед обедом вернулся и комиссар штаба Северного фронта Борисов, который ездил снимать допрос с арестованных. Впечатление он производил благоприятное: довольно добродушное русское лицо, совершенно бритое, с интеллигентными чертами. В круглой мягкой шляпе, одет он был в штатский серый костюм с высокими сапогами; и только «офицерская струя» с Кольтом в кобуре указывала на комиссарское его звание. На нас он поглядывал с большим подозрением, но ничего не говорил, а после уже он показался довольно разговорчивым малым, веселым и даже несколько симпатичным. О нем речь еще впереди.

Рассказ молодого Стааля

После заверений молодого Бориса Стааля о его благонадежности мы, конечно, бросились к нему с расспросами о происшедшем в Осташкове и узнали следующее…

Более недели тому назад у Герчикова – заместителя комиссара Колмыкова в Осташкове – стали замечаться с совдепом какие-то шероховатости и недоразумения, которые Герчиков определенно стал приписывать тому, что флотилию подозревают в белогвардействе. Отчего так? Der Teufel steckt im Detail, заметил Стааль. Председатель совдепа, солдат Зуев, уже прямо заявил о двуличности флотилии. А дьявол крылся именно в деталях: монахи Ниловой пустыни продолжали трезвонить повсюду, де, красные матросы ненастоящие, де, жены матросов говорят меж собой по-английски; явно барыни. Флотилийские же дамы, разместившиеся в скитской гостинице на Городовне, отличились своими вылазками в уезд. Пока их начальствующие мужья по важным делам в Петрограде, дамы пулей на моторных шлюпках в Осташков и давай дефилировать по лавкам, к портнихам, в кинематограф.

Стааль: «Дамы открыли лицо организации». А также, сказал он, новопоступившие гардемарины, которые мало подходили на амплуа красных матросов.

В какой-то из дней председатель Осташковской уездной чрезвычайки, местный Урицкий, сам увидел в чайной матроса в очках, читающего газеты. Сразу выхватил наган: «Контра! Ты кто такой? Морякам очки по уставу носить не положено! Говори, кто ты есть на самом деле!».

Наконец, в один прекрасный день, когда командир флотилии Билибин как раз уже намеревался направиться в Петроград, чтобы утрясти намечающиеся недоразумения и укрепить репутацию флотилии, заместителю комиссара Герчикову предложено было сдать все имеющееся на руках оружие и свести всю команду с судов в распоряжение Осташковского военного комиссариата для разбирательства. На что, разумеется, Герчиков ответил отказом и ушел из города на Городовню.

На другой день пароход «Беляков», по приказанию того же Герчикова, пошел к Осташковскому железнодорожному мосту с целью остановить поезд, в котором уже ехал начальник флотилии Билибин – чтобы его оттуда снять, не допустив ареста. Подойдя к мосту, несколько наших мнимых матросов попытались сделать десант, но неудачно, ибо у моста уже был отряд красноармейцев, открывших при подходе «Белякова» ружейный огонь, на который наши отвечали, причем со стороны красноармейцев были по-видимому потери.

Убедившись в бесполезности эскапады, «Беляков» возвратился обратно на Городовню; забрал с острова бумаги штаба, провиант и оружие и со всеми чинами флотилии и с флотилийскими дамами отошел от пристани и направился в близкое Полново. Пароход «Осташков» (также с провиантом, с патронами и пулеметами) был направлен в противоположную сторону, в дальние Сосницы. По дороге вся вольнонаемная команда «Белякова» была арестована и засажена в трюм, чтоб не мешала. Вечером около Полнова весь штаб флотилии с дамами, предварительно выкинув за борт все документы и лишнее оружие, испортив моторную шлюпку и попытавшись привести в негодность машины на «Белякове», ссадился на берег и, вооруженный с ног до головы, под предводительством Герчикова отправился куда-то в неизвестном направлении.

Молодой Стааль – отделившись от них, находя, что ему гораздо безопаснее будет ехать в Петроград – поехал к отцу и как бы непричастный к делу донес ему обо всем случившемся; и вот приехал в Тверь уже как член следственной комиссии. Конечно, подчеркнул Борис Стааль, все это было сделано им так, чтобы не подводить бежавших. И – во имя безопасности его отца, которому в случае бегства сына грозил наверный расстрел.

По словам Бориса Стааля, Билибин был арестован в пути в Бологом. Комиссара Колмыкова арестовали в Петрограде. О лейтенанте Лукине ничего не известно.

Однако, заверил нас молодой Стааль, дело организации вовсе не проиграно. Руководители в Петрограде просят оставшихся на местах о выдержке и спокойствии; крайне важно сохранить достигнутое и держать транспорты в полной боевой готовности. Конфиденциально Стааль сообщил, что аналогичная нашей работа проделана в Кронштадте и на Чудском озере; мы не одни. Вот-вот наступит решающий час. Кто наши руководители, он не открыл.

И вновь – аресты

Старший Стааль сразу же стал налаживать и пускать в ход остановившуюся жизнь флотилии. Сейчас же составлен был новый командный временный состав, написаны приказы и распоряжения. Я был назначен флагманским штурманом. Борис Стааль – чином для поручений при штабе; командирами пароходов сделаны были временно боцмана. Как раз к этому