Дорис положила чемодан Еве на колени. Забралась на водительское сиденье.

– Готова?

Когда Дорис закрыла крышу, Ева наклонила голову набок, хотя реальной опасности удариться не было. Начав движение, Дорис сказала ей, чтобы она сидела ровно: если слишком сильно наклонится в одну сторону – машина опрокинется. В этот момент Ева подумала, что хотела бы умереть.

Дополнительной пыткой были мысли о том, как обрадовался бы ее отец, если бы его увидели в такой штуке. То, что для другого мужчины было постыдно, его привело бы в восхищение – он наслаждался бы вниманием. Она представила, как он высовывает руку из крошечного окошка, чтобы аристократично помахать пешеходам: «Ю-ху! До свидания, друзья!»

– Мама умеет водить, – сказала Ева, – а папа нет.

– Да, я знаю, – ответила Дорис. – Когда-нибудь ему придется научиться.

Затем, спустя минуту, она сказала:

– Мой старик разрешил мне водить эту штуку совсем недавно. Учитывая, что я работаю в «Восточном ветре», засиживаюсь допоздна и все такое, он решил, что с ней мне будет безопаснее. Хочешь – бери, сказал он. Раньше он брал меня с собой только на выходные, пускал на несколько минут за руль, а потом мыл машину и ставил обратно в гараж. Мужчины и их машины, не так ли?

Ева слушала этот монолог, положив руки на чемодан и глядя в окно.

– Ага, – сказала она. – Ну, мама во время войны водила фургон. Тогда и научилась.

– Так, значит, думаю, – ответила Дорис, – она – нечто. Твоя мама.

– Ага, – повторила Ева.

«Мессершмитт» раскалился, как духовка. Дорис опустила окно, чтобы впустить внутрь немного воздуха. От ветра капли пота, угрожающе скопившиеся у линии роста волос, начали стекать вниз.

– Ева, дорогая, – сказала Дорис, – может, у тебя под ногами что-то лежит, посмотришь?

Держа на руле правую руку, левой Дорис вслепую порылась в сумке, а затем пошарила по полу.

– Мой папа держит здесь пару темных очков. Не посмотришь, дорогуша? Свет совсем беспощадный.

Ева не двинулась, чтобы ей помочь. Заметив это, Дорис вздохнула, бросила поиски и переключила внимание на более насущную проблему: зудящую от воротника шею. Она наклонилась вперед, выгнула спину и неуклюжим движением освободила плечи от кардигана. На ней была блузка без рукавов, в таких случаях резина сиденья обжигает кожу.

– Ай, говно ебаное, – сказала она.

– Что не так? – спросила Ева, начавшая нервничать.

– Ничего, – ответила она.

Затем:

– Ах ты, свинья, – закричала она на Холборн-Серкус в адрес 513-го автобуса, который воспользовался ее замешательством и пролез вперед, вынудив ее дернуть руль.

Светофор на пересечении Пентонвилл-роуд и Кингс-Кросс дал Дорис шанс собраться. Ева наблюдала, как она разглядывает себя в зеркале на козырьке: круги румян, нанесенные высоко на скулы, хорошо держались, но линии, искусно проведенные на некотором расстоянии от глаз, размылись по краям. Дорис облизала палец и провела им по коже, все более агрессивно работая над пятнами, которые никак не хотели стираться. Тихо извинившись перед отцом, она вытерла почерневший палец о край сиденья.

– Ох, ненавижу косметику, – сказала она, – а ты? Я чувствую себя грязной. Она мне вообще ничего не дает, кроме желания хорошенько вымыться. Как только накрашусь, не могу об этом забыть, понимаешь, о чем я? Она постоянно на лице, как жирная тряпка, я только и жду, когда можно будет от нее избавиться.

Но отец Евы на этом настаивал. «Даже не думай, что ты будешь ходить без косметики, Дорис, – говорил он. – Не сейчас, когда ты работаешь на нас. Нет, нет, ты должна приложить немного усилий. Не надо боевой раскраски, я не об этом. Просто штрих здесь, – он провел пальцем по ее щеке, – и, может быть, здесь – по вискам, и здесь – по губам, чтобы показать, что ты себя чувствуешь, вот и все, ну и что ты готова доказать свою ценность».

Гудок черного «Элвиса» сзади вывел Дорис из ее зеркальной задумчивости и заставил сделать те жесты, точные и жестокие.

– Эта ебаная тачка!

…требуют от своих водителей: нарастить обороты, прежде чем отпустить тормоз; полный газ – и сразу на третью передачу, чтобы проехать Кингс-Кросс и выйти на Юстон-роуд; затем – четвертая передача и сломя голову (Ева закрыла глаза и бессознательно обратилась к своему Богу) – до следующего фонаря на западном углу вокзала Сент-Панкрас, где они должны были повернуть направо на Мидленд-роуд.

Когда они затормозили, Еву так сильно бросило вперед, что она едва не ударилась лбом о затылок Дорис.

– Ох, черт возьми, – сказала Дорис.

Она выстукивала свое нетерпение пальцами по приборной панели и так сильно давила на педали, что у нее стучали коленки.

– Жарко, да?

Она вытянула шею из открытого окна и сделала глубокий вдох.

– Ух, – сказала Ева, – фу.

– Знаешь что, ты права, – отозвалась Дорис и захлопнула окно.

За стеклом оставался город – все еще слишком осязаемый. Отданный на откуп жаре, мухам, от которых невозможно отмахнуться, и жажде, которую невозможно утолить. Температура повышалась постепенно, на протяжении нескольких дней, свет становился ярче, а ветер теплее, как и обещали прогнозы, но перемена, которая теперь ощущалась в полной мере, застала Еву врасплох. Жизнь в Маунтфилде была построена на рутине, датах и расписании, но все шло так быстро – каждый день она проходила тысячу миль, жизнь неслась, словно ураган, – что медленный мир зимы, за которой следовала весна, а за ней – лето, был забыт. И все же сейчас, на Юстон-роуд, в машине отца Дорис, в ее сознание вернулась реальная скорость вещей. Лето, небо, кирпич и камень не собирались для нее меняться, и ее жизнь не станет жизнью другого человека только оттого, что она сама этого захочет. Время тоже не остановится и не даст ей находиться в двух местах одновременно: и здесь, и где угодно, только не здесь.

Когда им наконец уступили дорогу, они на полном ходу свернули на Мидленд-роуд, распугав банду мальчишек, которые выстроились вдоль улицы, чтобы подразнить их:

– О, миссис! Давай сюда! Сбей нас своим феном!

Выбравшись на свободную дорогу, Дорис нажала на педаль газа, и они пронеслись через длинные тени вокзала, под мостом, мимо угольного склада и углубились в террасную застройку Сомерстауна, где вскоре заблудились.

Дорис замедлила ход и прищурилась.

– Прости, – сказала она. – Я не могу найти дорогу.

Она спросила, как ей проехать, у группы ребят, которые слонялись по переулку. Посмеявшись и посвистев, они впятером сопроводили машину, бегая рядом с ней и стуча по крыше, когда нужно было повернуть. Ева опустила голову в воротник рубашки и закрыла лицо рукой.