В центре комнаты на стуле стоял актер в маске. На полу перед ним, преклонив колени, стоял взрослый мужчина, одетый в яркое шелковое платье поверх обычной одежды и пару туфель, натянутых на носки. Актер в маске декламировал какое-то стихотворение, а в его мольбе слышалось что-то вроде плача. Остальные участники спектакля, двенадцать или тринадцать человек – женщины были одеты в легкие платья и блузки с короткими рукавами, у мужчин были закатанные брюки, платки на головах и овалы пота под мышками, – стояли вокруг в различных наблюдающих позах; некоторые из них подняли маски с лица на голову. Когда Ева вошла, актеры сделали все возможное, чтобы не обращать на нее внимания, но она уже нарушила атмосферу. Еще секунда – и актеры вышли из ролей. Раздался всеобщий стон.

Она слишком весело сказала:

– Привет!

Все повернулись, чтобы ее встретить, – на этот раз уже как надо. И что же они увидели? По сравнению с ними, даже после путешествия по жаре она была опрятной, выглаженной, хорошо уложенной. Ее жакет был застегнут на все пуговицы, галстук – аккуратно повязан. Гольфы были до колен и без складок. На туфлях почти не было следов или потертостей. Единственный непорядок, замеченный Евой в отражении в окне машины, – небольшие завитки растрепанных волос, которые образовывали изящную светлую корону вокруг ее головы.

– Ты здесь! – сказал ее отец.

Намеренно не торопясь, он засунул ручку в раскрытый сценарий и уронил его – шлеп! – на пол рядом с собой. Встал, зевнул, потянулся, провел рукой по брюкам, чтобы разгладить их. Проделав все это, он сказал:

– Это моя старшая дочь Ева.

Среди собравшихся раздалось бормотание.

– Извините, – сказала Ева. – Я не хотела вас прерывать.

– Нет, дорогая, – ответил отец. – Мы рады видеть тебя.

– А… Так что это было?

На этих словах Ева кивнула на Дорис.

Дорис заерзала на стуле.

Отец сжал Еву в объятиях.

Мать закончила растяжку, опустив ногу и покачав ею:

– Добро пожаловать в твой новый дом, любовь моя.

– Добро пожаловать.

Ее мать была полностью в сером, но не ради серости, а ради тщательно подобранной простоты. Ее шелковая блузка была без воротника и свободно висела над облегающими брюками. Украшений на ней не было, кроме серебряных наручных часов и тонкого обручального кольца. Волосы убраны назад с помощью ленты. Это подчеркивало всю сложную форму ее лица.

– Подойди, дорогая, и присядь с сестрой за пианино.

Ева не сдвинулась с места, и мать подошла к ней. Чмокнула ее в уголок рта. Ева наклонила голову в сторону и провела плечом по щеке, чтобы вытереться.

– Пожалуйста, – сказала она. – Не надо.

Мать встала перед ней и осмотрела ее с головы до ног. Ева прищурилась от пристального взгляда.

– Что, мам?

– Просто смотрю на тебя.

– Ну не надо.

Ее мать бесило – и Еве это нравилось, что дочь воспитывается другими людьми. Бесило ее и то, что обучение оплачивали ее родители, бабушка и дедушка Евы; бесило, что они сделали обучение дочерей в интернате условием своих финансовых вложений в театр «Восточный ветер», как будто они покупали Еве и Айрис билет на выход из опасной среды. Но больше всего мать бесило то, что Еве нравился интернат. Что она преуспевала, соблюдая все правила.

– Мам, не напирай.

Ева обошла мать, как огибают досадное препятствие.

– Огурчик, – сказал отец, – надо устроить вечеринку в честь твоего возвращения.

– Ой, пап, не надо.

– Тебе здесь нравится? – спросил он.

Она пожала плечами:

– Нормально.

– Почти как надо, да?

– Правда?

Макс вмешался:

– Послушай, Ева, это моя вина. Можешь винить меня. Твоя мама собиралась за тобой, но я настоял, чтобы она осталась и поработала над этой моей глупой пьесой. Я заглажу свою вину, если ты пообещаешь меня не ненавидеть.

– Меня бук-валь-но единственную не встретили.

Ее мать рассмеялась:

– Честно говоря, я в этом сомневаюсь.

– Единственную. Сраная сиротка Энни.

Ева повернулась к Дорис, ожидая от нее поддержки. Дорис смотрела в пол. Ева махнула на нее рукой и повернулась к слушателям:

– Хотя, конечно, я отчасти этого ожидала.

– Со стороны Дорис было очень мило поехать, когда мы попросили, – сказала мать. – Тебе следует поблагодарить ее, Ева.

Ева разгладила на бедрах юбку и с акцентом из американских мультиков сказала:

– Благодарю вас, Доу-рис.

По мере того как она обращала на себя все больше внимания, ее сестра все сильнее съеживалась. Это позволило Еве легко не замечать ее.

– Не хочешь поздороваться с Айрис? – спросила мать.

Ева, словно по принуждению, повернулась в сторону пианино. Увидев Айрис в таком виде, ссутулившуюся, с синяком на лице, с нечесаными волосами и в не самой чистой одежде, Ева почувствовала что-то вроде стыда. И еще острый укол зависти. – Привет, – сказала Ева.

Айрис в ответ коротко приподняла брови.

Алисса снова попыталась подвести Еву к пианино, на этот раз взяв ее за руку.

– К сожалению, Саймон сегодня занят строительными работами, поэтому он не сможет за тобой присмотреть. Тебе придется сидеть здесь с Айрис и вести себя тихо. Я имею в виду – тихо. У нас будет много времени, чтобы наверстать упущенное за ужином. Я купила торт.

– Погоди, ты хочешь, чтобы я сидела здесь и занималась Айрис? Ты хочешь, чтобы я так провела свое лето? Нянечкой?

Ева вырвалась из рук матери. С насмешливой серьезностью она прошла через игровое пространство и пробралась мимо актеров. Она заглядывала через плечи сидящих, чтобы прочитать, что написано в их сценариях.

– Ева, – сказала мать, – не начинай, пожалуйста.

Ева взяла со стола запасной сценарий.

– Можно, сэр? – спросила она отца.

– Давай, гусенок, – ответил он.

– Положи, – сказала мать. – Мне очень жаль, что так получилось. Так не будет все лето. Мы найдем выход.

– Слушай, просто не обращай на нее внимания, хорошо? – сказал отец. – Ева, садись, где хочешь. Давай вернемся к работе. Из-за всего этого мы теряем время.

Ева плюхнулась на отцовский стул и открыла сценарий.

– Как говорит мужчина, – сказала она, – время – это день-ги.

Отец поднял с пола свой сценарий и сунул его под мышку. Затем огляделся в поисках места, куда бы ему пристроиться. Ева не двигалась, и отец ее об этом не просил. Он прислонился к стене. Поднял руки и задержал их на расстоянии друг от друга. Когда все расселись, он хлопнул в ладоши.

– Ладно, переходим к четвертой сцене. Это ты, Алисса. Вы наверняка уже знаете свои реплики, поэтому попробуйте без сценария. С самого начала.

Пьеса, которую они репетировали, очевидно, была