– Моя сестра тоже.

– Это пойдет им на пользу. Но через час-другой малышка захочет есть. Следует как можно скорее назначить одну из рабынь кормилицей.

– Мы с сестрой говорили об этом. Роды случились раньше времени, и мы оказались без кормилицы. Но я позабочусь о том, чтобы это было сделано.

– Превосходно. Так будет намного проще.

Если бы Гален имел дело с другой семьей, он бы всерьез обеспокоился – удастся ли найти кормилицу? Но уж если этим занялась деятельная супруга наместника… Голос этой женщины не оставлял сомнений в ее решимости. Врач оглянулся: рабы приносили в атриум все необходимое для обеда, к которому ждали самого наместника.

– Похоже, я здесь больше не нужен, – заметил он. – С твоего разрешения, госпожа, я удалюсь. Следите за тем, чтобы ни мать, ни ребенок не подхватили лихорадку. Если это случится, ищите меня в валетудинарии.

Сделав поклон, он пошел было прочь, но женщина вновь обратилась к нему:

– Благодарю тебя. Очень хорошо, что сегодня ты оказался здесь, – я прекрасно это понимаю. Роды были нелегкими.

– Я видел и потруднее, – осмелился сказать Гален.

– Не сомневаюсь, но для меня важны именно эти. Итак, это правда, что Цезарь, первый из всех цезарей, не вышел из взрезанного живота своей матери?

– Нет, ни в коем случае. Сам Юлий Цезарь всю жизнь объяснял, что его далекий предок во время Первой или Второй Карфагенской войны убил большого caesai – слона на пунийском, а может, другом африканском языке. И что отсюда происходит их родовое имя. Но, как видно, возобладали народные представления о том, что его матери рассекли чрево при родах, и этот способ появления на свет ошибочно назвали в его честь. Есть и другие мнения относительно того, откуда происходит имя «Цезарь», но я не хочу вдаваться в утомительные подробности. Вернемся к врачеванию. Как я уже говорил, разрез живота можно производить только тогда, когда мать уже мертва. Если женщина жива, это настоящее варварство. Я не советовал бы делать это, даже если можно зашить разрез и есть уверенность, что мать не подхватит заразу. Я лечу людей уже сорок лет, и теперь мне ясно, что лучше дать природе делать свое дело. Мы можем ей помогать, но идти против природы опасно.

– Но ведь иногда приходится прибегать к ножу… Например, чтобы уврачевать раны, полученные в борьбе или на войне, – возразила Юлия.

Ей нравилось вести ученый разговор с мужчиной, который не был ослеплен ее красотой и, несмотря на свои обширные познания, считал ее достойной собеседницей.

– Когда перед нами рана… допустим, от копья… мы понимаем, что человек изменил природу. И вмешиваемся, чтобы устранить повреждение: прижигаем жилы, сшиваем кожу…

Гален умолк, задумчиво уставившись в пол.

– К тому же рассекать живот беременной, – продолжила Юлия, воспользовавшись задумчивостью врача, – все равно что разрезать кожу, если хорошо подумать. А это запрещено. Я не приняла это во внимание, когда спрашивала тебя.

Гален тут же поднял голову. Он выглядел чуть ли не рассерженным.

– Да-да. Многие считают, что разрезать кожу – святотатство.

Юлия поняла, что сам он не относит себя ко «многим».

– Выходит, это не всегда святотатственно? – осведомилась Юлия, которую все больше захватывала беседа.

– Это варварство, когда разрез приводит к смерти больного. Как в том случае, о котором рассказала ты, госпожа. Но может быть и по-другому… – Поколебавшись, Гален продолжил, тщательно подбирая слова: – В целом люди склонны полагать, что разрезать кожу при каких бы то ни было обстоятельствах кощунственно. Так повелось со времен Филита Косского. Это поверье распространено в Греции и Риме. Да, есть запрет на рассечение кожи, даже если перед тобой мертвец, но…

Он замолчал.

– Но ты считаешь иначе, – закончила за него Юлия. – Ты считаешь, что это может принести пользу. Однако я не понимаю, какую именно. Зачем вскрывать тело покойника, если только речь не идет о том, чтобы достать из живота мертвой матери еще живого ребенка? Собственно, с этого и начался наш разговор. С этим я не спорю. Но резать умерших? Зачем это делать?

Элий Гален Пергамский выпрямился с важным видом:

– Чтобы видеть, моя госпожа, чтобы видеть…

– Видеть что?

– Чтобы видеть все… все…

Но тут в атриум вошли еще несколько рабов во главе с Каллидием, объявившим, что вскоре прибудет наместник.

Юлия кивнула, бросив взгляд на атриенсия.

– Так что ты говоришь? – спросила она, поощряя Галена продолжать.

Но тот не был уверен, стоит ли это делать. Наместника ожидали с минуты на минуту. Каковы его соображения о таком чувствительном предмете, как вскрытие трупов? Для самого Галена это было очень важно, но, отстаивая необходимость рассечения кожи мертвецов, он мог оказаться в суде по обвинению в кощунстве. Он еще не слишком хорошо знал эту семью и не понимал, как далеко может зайти в своих просьбах.

– Думаю, лучше мне удалиться, госпожа.

– Хорошо. Мы возобновим нашу увлекательную беседу как-нибудь в другой раз. Ты хорошо послужил мне, Гален: сперва доставил послание мужу, а теперь принял роды у сестры. Я помню, что обещала тебе предоставить все необходимое для восстановления императорской библиотеки – и время, и деньги. Ты получишь и то и другое. – И Юлия, неожиданно для врача, со спокойным, почти умиротворенным видом, прибавила несколько слов, значивших для него очень много: – Кроме этого, я не обещала ничего. Далеко не все в моей власти. Но было бы любопытно поразмышлять над сказанным тобой.

Гален отвесил низкий поклон в знак благодарности. Похоже, ум этой молодой женщины куда острее, чем казалось с первого взгляда. Да, стоит возобновить беседу с супругой наместника при первой же возможности. Врач собрался было уйти без лишних слов, но, услышав, как самоуверенно говорит Юлия о библиотеке – словно та принадлежала не императору, а семейству Северов, – все же не удержался от небольшого замечания:

– Благодарю тебя за слова об императорской библиотеке и обо всем остальном. Но ты забыла, госпожа, что в императорском дворце пребывает император, и прежде чем приступать к делу, в котором ты обещала мне поддержку, следует спросить его разрешения.

Юлия сдвинула брови – так же как Гален, когда речь зашла о незаконных рассечениях.

– Да, во дворце сейчас пребывает император, не принадлежащий к моему семейству. Эту ошибку нужно исправить, чтобы я могла выполнить обещание, данное Галену.

Врач застыл на месте. Он и представить себе не мог, что честолюбивые помыслы Юлии простираются так далеко.

– Ты сведущ во врачевании, – отчеканила Юлия, – но не в борьбе за власть. А я дочь царей и супруга одного из трех могущественнейших наместников