А он это знал.

Похороны состоялись только через девять дней. Все затянулось из-за ожесточенного сражения между Вирелями и кюре Сен-Мора, который был категорически против того, чтобы гроб Тома вносили в его церковь, поскольку самоубийство – грех столь тяжкий, что усопшему не положены святые таинства. А ведь отец Делано – не чужой человек, его принимали у Вирелей, верных прихожан. Несмотря на мольбы Жанны, кидавшейся к его ногам, священник не уступал: каноническое право запрещает религиозный ритуал, тело самоубийцы нельзя хоронить в освященной земле, только за пределами кладбища. Его непреклонная решимость столкнулась с напором Жанны, Мой сын христианин, у него есть право на отпевание в церкви, где он был крещен и где принял первое причастие. Семья устроила погребальную часовню в гостиной, и над телом Тома в белом гробу восемь дней совершались бдения. Морис попытался подключить мэра, депутата и прочих знакомых, чтобы переубедить священника, но это ничего не дало.

Янсенов потрясла эта утрата, и Мадлен с Даниэлем, чтобы поддержать друзей в трудную минуту, не покидали дома Вирелей и участвовали в ночных бдениях. Когда Морис Вирель оказался бессилен убедить кюре Сен-Мора, Шарль сказал, Я посмотрю, что можно сделать. Полковник был не из тех, кто хвалится своими связями. Поразмыслив, можно было предположить, что он остался близок к де Голлю, хотя тот недавно покинул политическую сцену. Его истинное положение, как и должность, оставались загадкой, а когда какой-нибудь смельчак решался задать прямой вопрос, тот отвечал туманно, Обеспечиваю четкую работу наших служб. Никто толком не знает, как ему это удалось, но в следующее воскресенье полковник долго говорил с Морисом по телефону и заверил, Все улажено.

По словам Мориса Виреля, который обсуждал этот вопрос с полковником в приватной беседе, тот дошел до парижского архиепископа, которому было за что расплатиться из-за своего петеновского прошлого. Как бы то ни было, отец Делано покинул приход на время церемонии. Мари остановилась у входа в храм, Идите без меня, я подожду здесь, ноги моей больше не будет в церкви. Сам наместник епископа отслужил мессу в церкви Святого Николая. Видимо, никто не нашел ничего дурного в том, что католическая иерархия согласилась даровать таинства грешнику, ибо, как напомнил викарий в проповеди, Тома исполнилось всего семнадцать, он еще не был совершеннолетним, и помнить следует лишь о его страданиях и о том, что никто не протянул руку помощи, когда он в этом так нуждался.

На аллеях кладбища Рабле собралась непривычная толпа. Родственники, друзья, соседи, соученики ждали своей очереди, чтобы поклониться гробу, которому предстояло занять место в семейном склепе, и выразить соболезнования близким покойного. Жанна прятала заплаканное лицо под черной вуалеткой, слева от нее Морис уверенно пожимал руки незнакомцам, справа стояла Мари, глядя в пустоту и не поднимая рук, люди приветствовали ее кивком и двигались к выходу. Арлена и Даниэль стояли в очереди. Даниэль, весь бледный, взял Арлену за руку, Это моя вина, я должен был поддерживать его, как настоящий друг, он спас мне жизнь, а я не помог ему, накануне его смерти мы час говорили по телефону, его трясло, он был в панике, не хотел идти на этот экзамен. Я так радовался, что уговорил его, хотя знал, что он не сдаст, мне казалось, он нагнетает обстановку, пусть хотя бы постарается. Если бы я принял его таким, какой он есть, если бы чуть больше уважал его, он бы остался с нами. И знаешь, я уверен, что он подозревал насчет нас, и мне от этого не по себе.

– Да, подозревал. Думаю, он давно запутался и потерялся, и никто не мог ему помочь.

Подошла очередь Даниэля, он приблизился к Мари, та разрыдалась, бросилась в его объятия, он прижал ее к себе, погладил по спине, зашептал слова, которых она не услышала. Затем Мари выпрямилась, утерла слезы носовым платком. Вслед за Даниэлем подошла Арлена, хотела обнять Мари, но та отпрянула, Ты убила Тома!

– Что ты такое говоришь?

– Это ты виновата в его смерти! – и с яростью оттолкнула ошеломленную Арлену.

Даниэль отвел ее в сторону, Идем отсюда.

В этот чудесный июньский день на усыпанном цветами кладбище и закончилась история четверки из Сен-Мора. Среди общего горя и смятения. Никто из свидетелей той сцены не понял, что имела в виду Мари, даже ее родители – они решили, что дочь сорвалась от напряжения во время нескончаемой церемонии, от опустошения и потрясения после смерти любимого брата и того могильного чувства, которое может ощутить только близнец, когда второго близнеца предают земле.

Нет, никто не понял.

Кроме Даниэля и Арлены.

* * *

Во дворе лицея Марселена Бертло собрались ученики, которые ждали результатов экзаменов на бакалавра и расталкивали друг друга, едва лаборант вывешивал списки на доске. Арлена стояла внизу лестницы, поджидая Даниэля, и поглядывала на часы. Четверть одиннадцатого. Кто-то из одноклассников сказал, Арлена, видела? Ты прошла, и только у тебя оценка «превосходно».

– Правда? Спасибо.

Лицеисты расходились маленькими группами, Арлену звали с собой друзья, но она отказалась. Вышел преподаватель математики, поздравил с оценкой, Кем вы хотите стать по профессии?

– Мне бы хотелось стать инженером.

– Тут выбор небольшой, только Высшая школа электрики, самое сложное – не поступить, а найти работу после, женщин в эти отрасли не берут. А почему не бизнес-школа или университет?

– Мне это неинтересно, я знаю, что будет нелегко, но все же хотела бы попробовать стать инженером.

– Тогда вы должны закончить подготовительный, но только один лицей принимает девушек. Желаю вам удачи.

Арлена подождала еще немного и неуверенно двинулась прочь, так и не повидав Даниэля.

На следующий день она поехала на метро в Париж, заплутала в улочках Латинского квартала, с трудом нашла вход в лицей Фенелона, мимо которого прошла, не заметив. И заполнила заявление, чтобы поступать на факультет высшей математики.

Даниэль исчез, о нем ничего не было слышно, и Арлена не знала, что делать. Она раз за разом проходила