– Иду, – крикнула Арлена. – Скажи, пусть подождет секунду.

Она встала, слегка волнуясь, собралась было отодвинуть стул, подпирающий дверь, но передумала, посмотрела в маленькое кухонное зеркало, распустила косу, пальцами расчесала волосы, пощипала себя за щеки, выскочила в коридор, оттолкнув сестру, и та пошла за ней в спальню, где Арлена торопливо стянула свитер и надела белую блузку, Сиди здесь, Одетта, и только попробуй сунуть нос. Затем кинулась к входной двери, сделала глубокий вдох, распахнула ее с широкой улыбкой и увидела Тома, А, это ты!

Несколько секунд они стояли лицом к лицу, Мне нужно было тебя увидеть, это важно.

– Ну, заходи.

– Нет, давай лучше пройдемся, мне хочется подышать воздухом.

Они спустились по улице Аристида Бриана до Марны и зашагали вдоль берега, мимо пожилого рыбака, уставившегося на неподвижный поплавок. Арлена бросила взгляд на Тома, Как у тебя дела с повторением пройденного?

Тома достал пачку «Житан» из кармана куртки, предложил Арлене – та отказалась, покачав головой, – прикурил, держа сигарету левой рукой с пятнами чернил, Обойдутся без меня. Я не пойду на экзамен, иначе меня там раскатают в пух и прах, и это будет катастрофа, ты же знаешь моего отца.

– Не дури, нельзя отступать, у тебя есть все шансы.

– Я в научном классе и полный бездарь в математике. Наверняка провалюсь.

– Тебе может попасться билет, который ты знаешь, ну или наверстаешь баллы на других предметах – ты же так старался, нельзя сдаваться, не попробовав. И потом, в этом году реформа бакалавриата, придираться не будут, ты же слышал, что сказал директор: «Стране нужны бакалавры, которые будут ее восстанавливать». Даже если ты провалишься, это не страшно, такое бывает, пойдешь на второй год, твой отец смирится. Я вот уверена, что ты можешь сдать экзамены. Ну пожалуйста, ради меня.

Тома подошел к Арлене, посмотрел ей в глаза, Давай уедем прямо сейчас, все равно куда, на Юг, на край света, куда захочешь, я все выяснил, у меня есть деньги, мы будем счастливы. Можем пожениться, если хочешь. Я очень давно об этом думаю и все подготовил, а потом понял: сейчас или никогда, мы убежим от этих ограничений, задышим полной грудью, станем свободными.

– Сейчас не время, я-то хочу сдать на бакалавра, учиться дальше, получить профессию.

– Умоляю, уедем вместе, нас ждет прекрасная жизнь, ты даже не представляешь.

– Я не хочу уезжать, Тома.

– Значит, не хочешь ехать со мной.

– Ни с тобой, ни с кем-либо еще, я хочу изменить свою жизнь, получить интересную профессию, стать независимой, понимаешь? Бегство не решит твоих проблем. Тебе придется противостоять отцу, сказать ему, кто ты есть и чего на самом деле хочешь.

Тома резко отвернулся, Арлена удержала его, глаза у него покраснели, она обняла его, крепко прижала к себе, он ее оттолкнул, Ты меня не любишь.

– Ты мой лучший друг.

– Я не хочу быть твоим другом.

– Тома, экзамен через два дня, не делай глупостей, обещай, что придешь и постараешься сдать. Поговорим потом, на свежую голову.

– …Я все знаю.

– Что ты знаешь?

– …Ты такая же, как все!

Он дернул плечами, отступил на несколько шагов, выхватил из внутреннего кармана куртки пять листков, скомкал их, бросил на землю и быстро ушел. Арлена подобрала разбросанные ветром бумаги – почерк нечеткий, она с трудом разобрала несколько строк, а когда подняла голову, Тома уже не было.

Арлена позвонила со стойки оживленного бистро, повесила трубку, устроилась за круглым столиком, на котором дымилась чашка кофе с молоком, разгладила ладонью смятые листки и попыталась разобрать стихи Тома. С начала года он затеял игру: давал ей свои творения, но не в руки, а исхитрялся незаметно подсунуть в карман, или в учебник, или в ранец, или в шерстяную шапочку, и в самый неожиданный момент из тетради появлялось неразборчивое четверостишие, иногда два; однажды она обнаружила бумажный ком в пенале и не могла понять, как он умудрился его туда запихнуть. А игра заключалась в том, что стихи не обсуждались, словно отпала нужда говорить «мне понравилось» или «так себе», поэтому Арлена не упоминала эти строки из ниоткуда. Зачем обсуждать поэзию? Это была их тайна, она хранила все листки в картонной папке, полагая, что однажды Тома сам о них заговорит или попросит вернуть. Несколько недель назад источник иссяк, – может, она что-то не так сказала? Арлена с удивлением осознала, что листает учебники и тетради, роется в карманах в поисках стихов, она не понимала, почему перестала их получать.

Даниэль зашел в кафе и подсел к Арлене. Та пересказала разговор с растерянным и отчаявшимся Тома. Даниэль задумчиво произнес, Тома давно махнул на все рукой. Две недели назад я заметил, что он не занимается, предложил помочь с математикой, тогда он заявил, что не идет на экзамен, он боится отца, паникует при одной мысли о том, что будет, когда он провалится, он хотел спрятаться у тети в Бельгии, но та не согласилась, нужно разрешение родителей. А сегодня он предложил тебе уехать. Он бежит от реальности, играет в непонятых про́клятых поэтов[36], хочет, чтобы его жалели и твердили, какой он гениальный, хотя его стихи – ерунда.

– Не ерунда, это сначала было что-то невнятное, а сейчас он стал писать лучше. Одно стихотворение вообще замечательное. Но странно, что Тома не смывает с рук чернила.

– Да, я тоже заметил. Экзамен послезавтра, идти или нет – решать ему, но он убежден, что провалится, что пора выступить против отца и освободиться. Что может сделать Морис Вирель, кроме как обругать его? Ничего. Тома должен был привыкнуть, но перед отцом он чувствует себя ребенком. Я позвоню ему, чтобы поддержать. А ты действительно считаешь, что его стихи хороши?

Арлена нерешительно прикоснулась к мятым листкам, но передумала, аккуратно сложила их и убрала в карман: стихи принадлежат ей, и Тома бы не понравилось, если бы она их показала. Даниэль сел к Арлен на скамейку, поцеловал в губы, допил ее кофе и закурил сигарету, Предупреждаю, я много занимался, и мои оценки на бакалавра будут лучше твоих.

Разве что по физкультуре, улыбнулась она.

* * *

Ученики заходят в класс, занимают места за столами, расставленными подальше друг от друга. Взять с собой можно только пенал. Надзиратель ходит между рядами, раздает билеты, Если вам нужна бумага для черновиков, поднимите руку. У вас два часа. Выходить запрещено, обратно вас не пустят. Тома