– В состоянии бешенства в берсерка вселяется дух медведя или волка. Зверя, повадки и движения которого мы немного понимаем. Самое главное для него – упоение битвой, чужой кровью и смертью. Безумие доводит его даже до того, что берсерк уже не различает в бою врагов и друзей. Ему нужно лишь одно – убить как можно больше окружающих людей, не думая о своей жизни. А Клепп превращается в неизвестного нам зверя. Битва для него становится игрой! Он наслаждается своим боевым искусством, скоростью своих движений и ударов, красотой убийства противника. Старые викинги, видавшие в бою много берсерков, говорили мне, что Клепп в своей ярости и гневе никогда не доходил до полного безумия. Он иногда даже мог пощадить раненого врага, который мужественно и красиво с ним бился.

– Как же ты не боялся учиться у этого Клеппа? – вступила в разговор Аслауг.

– У нас берсерк – это великий воин, великолепно владеющий любым оружием. Один берсерк в бою стоит сотни обычных викингов. Мой отец, ярл Эйнар, безгранично верит своему телохранителю Клеппу. Тот несколько раз в битвах спасал ему жизнь. Наверное, поэтому отец поручил ему моё обучение. Клепп обещал ярлу сделать из меня настоящего викинга.

– Да уж, это мы всё сами недавно видели! – угрюмо хмыкнул Строк.

– Клепп никогда и ни в чём не обманывал меня. Всегда относился ко мне как к равному себе и стал моим лучшим другом, а не только учителем!

– И сколько человек ты уже успел убить, мальчик? – не унимался Строк.

Щёки Антона зарделись.

– Не называй меня мальчиком! – угрюмо вымолвил он, сверкая глазами. – Я давно стал воином, викингом и уже успел побывать в сражении. А убивать людей мне пришлось лишь при нападении на наш драккар. Моих викингов всех перебили, и я остался один. Врагов было слишком много, но я бы ни за что не позволил им захватить драккар, если бы меня не ранили стрелой из лука!

– Представляю, какое месиво ты там устроил! – старик снова поморщился.

– Не надо об этом, Строк! Он же воин! Это его жизнь и ремесло! Если мы занимаемся земледелием, охотой и рыболовством, то это не значит, что все остальные должны быть похожими на нас, – пришёл на помощь юноше Варг.

– Но почему же сильные и хорошо вооружённые воины не смогли захватить Холм? – задал давно всех интересующий вопрос Ингар. – Что произошло, почему ваши вожди начали биться друг с другом?

– Я знаю лишь то, что ярл Эгиль со своими викингами должен был обойти город сзади, но почему-то вдруг вернулся и стал атаковать на берегу отряд ярла Эйнара и наши драккары на реке. Для меня это все неведомо. Он предал своего союзника! И что стало с моей матерью, захваченной на драккаре, а также с отцом на берегу – кто знает?

– Ну, про твоего отца мы скоро всё выясним у местных биарминов. Ярл с оставшимися воинами уплыл в дельту или в один из притоков Вины на лодках, что дали ему горожане. Дельта очень большая, да и рукавов у реки много, но наши рыбаки и местные биармины плавают там повсюду. Большой отряд воинов не сможет бесследно исчезнуть. А вот узнать что-то о твоей матери мы пока не сможем. Все драккары ушли к морю, и вернутся ли обратно, неизвестно. Поэтому, как только найдём ярла Эйнара, нужно будет решать, что делать дальше.

Варг умолк и искоса посмотрел на свою сестру.

В глазах её плескались грусть и отчаяние.

Глава 30

Сон улетучился окончательно.

Посадник сел в свое любимое кресло, тяжело откинулся на наклонную мягкую спинку, положил руки на массивные подлокотники.

Давно он не чувствовал такой усталости и опустошенности. Тоска, страшная тоска охватила все его существо. Нестерпимо захотелось хоть глазком увидеть оставленный три десятка лет назад Новогород, родных и близких людей.

О жене Кагель почти никогда не вспоминал. Вилена не была любимой. Он женился на ней по приказу князя Волемира – тогдашнего правителя Биармии, Гардарики и Новогорода. Даже лицо её давно стерлось из памяти. А вот о сыне Изяславе посадник по первости думал часто. Помнил его совсем крохой, делающим первые шаги. Ему даже иногда казалось, что он слышит заразительный детский смех и чувствует нежное прикосновение маленьких пальчиков к своему лицу. Это счастье длилось недолго. Открывшаяся перед ним тайна была настолько страшной, что он постарался навсегда выкинуть из своей жизни и памяти жену и ребёнка. Много больше думал о своей любимой женщине Дарине, родившей ему первенца Градобора. Очень хотел взять их с собой на Вину, но сделать это не позволил новый правитель Биармии князь Буривой.

Посадник тяжело вздохнул, поднялся на ноги и заходил из угла в угол, постепенно возвращаясь мыслями в свой нынешний город, сильно изменившийся после набега викингов.

– Война. Как же это страшно! – пробормотал себе под нос Кагель и слегка поёжился.

Он не сомневался, что теперь все жители Холма и окрестностей станут вести от неё отсчет своих и чужих жизней. Какой бы чудовищной и драматичной она ни была, но для большинства жителей стала самым ярким и значимым событием за годы жизни на Вине. О ней будут слагать легенды, рассказывать детям и внукам.

Но вот брови посадника нахмурились. Больше сотни человек потерял Кагель на берегу убитыми, а раненых трудно и сосчитать было, но никак не меньше трёх сотен.

Чужеземцы тоже потеряли много – более двух сотен воинов. Но половина из них погибла от стрел на горящем пирсе и в воде из-за применённой горожанами хитрости, а вторая половина – в схватке викингов между собой.

Теперь уже посадник отдавал себе отчёт в том, что произошло на самом деле. Если бы два отряда чужаков действительно решили взять крепость, то её защитники ничего не смогли бы им противопоставить. Не спасли бы ни горящие бочки с маслом и смолой, ни ров с частоколом, ни ратники с ополчением. Знал своё дело воевода Истор, когда предупреждал, что в бою один викинг стоит пяти ратников. А сколько стоит великан, остановивший толпу своих же собратьев?

Кагель не сомневался, что в тот день на берегу поступил правильно, с миром отпустив ярла Эйнара и его воинов. Раненый зверь всегда вдвойне опасен! А смог бы Кагель их там задержать и уничтожить? В этом они с воеводой тогда сильно засомневались, поэтому и предложили викингам помощь, лодки, припасы и инструменты. Ведь некуда тем было с острова деться. Чужаки думали в лес уйти,