других государств – нам не враги, а члены одной великой семьи – семьи мирового пролетариата".
Его выступление было встречено оглушительной овацией, и вставший зал аж трижды спел "Интернационал". И я так привыкла слушать "Интернационал", стоя под него по многу раз в день, что, когда уехала из России и где-то услышала, что его исполняют, тут же вскочила с места и стояла по стойке смирно, пока не заметила, что все вокруг смотрят на меня с удивлением и, видимо, думают, что я большевичка.
Уходя с этого слёта, мы увидели шествие группы глухонемых пионеров, выглядевших на удивление здоровыми и действительно не преминувших сказать собравшимся несколько приветственных слов странновато гортанными, но вполне понятными голосами. И они тоже спели песню, маршируя взад-вперёд по сцене.
"Мы очень гордимся нашей школой для глухонемых, – сказала мне их учительница. – А вы бы не желали к нам зайти?" И я пообещала, что мы непременно постараемся это сделать.
"О, не покидайте нас именно сейчас, – воскликнул юный пионер, весь вечер исполнявший обязанности капельдинера. – Ведь уходить ещё слишком рано. Веселье только начинается. Серьёзная часть закончена и теперь мы будем петь и танцевать". И, словно добрый и вежливый хозяин, выглядел слегка обеспокоенным, если не разочарованным, когда мы сообщили, что нам просто необходимо идти. Итак, он проводил нас до уже ожидавшего автобуса, пожал нам руки и попрощался наилучшим образом. Но мы не сразу тронулись с места, поскольку что-то случилось с мотором, и водителю пришлось с ним чуточку повозиться, что он и проделал необычайно умело и быстро привёл его в порядок. Вик светил ему фонариком и позже одобрительно заявил: "Этот парень определённо знает своё дело. Хотя я много лет водил авто, я не смог бы исправить то, с чем сдюжил он. Но, по словам Уильяма Джонса (американского инженера), все российские водители обязаны проходить очень сложное испытание и знать, как разобрать мотор на части и собрать его обратно. Но и им придётся несладко, когда у них появится такое же разнообразие автомобилей, как у нас в Америке".
5
Мы были в Москве, когда умерла жена Сталина, и, как ни странно, газеты не раструбили об этом событии крупными заголовками и даже не упомянули о нём на первых полосах.
"Можете ли вы представить какую-либо другую страну, где напечатают известие о смерти жены короля или президента на третьих страницах газет? – воскликнул наш друг доктор К. – Да ведь подобная скромность просто невероятна!"
Но когда мы выразили своё удивление коммунистам, они, похоже, сами удивились нашей реакции и ответили, что хотя товарищ Аллилуева (такова девичья фамилия жены Сталина) и была весьма замечательной женщиной, но всё же она являлась такой же гражданкой Советского Союза, как и все остальные. "Её уход, разумеется, станет большой потерей для партии, – говорили они, – но это же не катастрофа в масштабах всей страны, так зачем публиковать информацию о ней на первых полосах?"
Итак, "Московские ежедневные новости" от 10 ноября печатают в нижней части второй страницы лаконичную статью под заголовком "Смерть жены Сталина".
О её кончине сообщает ТАСС в краткой заметке с чёрной каймой: "ЦК ВКП(б) с прискорбием извещает, что в ночь на 9 ноября скончалась активный и преданный член партии товарищ Надежда Сергеевна Аллилуева".
За данной заметкой следует другая, столь же скупая, но уже от лица семьи и близких друзей.
И, наконец, важные члены правительства публикуют некролог, восхваляющий качества покойной.
"Не стало дорогого, близкого нам товарища, человека прекрасной души, – начинается он. – От нас ушла ещё молодая, полная сил и бесконечно преданная партии и революции большевичка.
Выросшая в семье рабочего-революционера, она с ранней молодости связала свою жизнь с революционной работой. Как в годы Гражданской войны на фронте, так и в годы развёрнутой социалистической стройки, Надежда Сергеевна самоотверженно служила делу партии, всегда скромная и активная на своём революционном посту. Требовательная к себе, она в последние годы упорно работала над собой, идя в рядах наиболее активных в учёбе товарищей в Промакадемии.
Память о Надежде Сергеевне как о преданнейшей большевичке, жене, близком друге и верной помощнице товарища Сталина будет нам всегда дорога".
Текст подписан Екатериной Ворошиловой, Полиной Жемчугиной, Зинаидой Орджоникидзе, Дорой Хазан, Марией Каганович, Татьяной Постышевой, Ашхен Микоян, К. Ворошиловым, В. Молотовым, С. Орджоникидзе, В. Куйбышевым, М. Калининым, Л. Кагановичем, П. Постышевым, А. Андреевым, С. Кировым, А. Микояном и А. Енукидзе —то есть всеми видными большевиками и их жёнами.
По официальной версии, причиной её кончины стал острый аппендицит. В ней, казалось бы, не прослеживалось никакой подоплёки, и только когда мы покинули Россию, до нас дошли разные необычайные слухи. Но так как оные прямо противоречили друг другу и были столь сенсационны и мелодраматичны, принимать их всерьёз было слегка затруднительно. Я помню беседы о смерти супруги Сталина с несколькими московскими врачами, и все они говорили, что к ней привели острый аппендицит и перитонит. По их словам, она давно уже нуждалась в операции и они постоянно уговаривали её таковую, не откладывая, сделать, но она всегда наотрез отказывалась, мотивируя тем, что сначала должна закончить курс в академии, до чего уже осталось недолго, и не может пока терять времени, лёжа в больнице. В результате внезапно случился приступ, и спустя несколько часов она умерла.
Её тело перевезли из Кремля (где она жила вместе со Сталиным, чтобы быть в центре всех событий во время революционных торжеств) в зал торгового пассажа на другой стороне Красной площади46. День и ночь многие тысячи людей стояли в длинной веренице, чтобы увидеть её, и американский рабочий из Чикаго поведал нам, что ему удалось с помощью чистой хитрости пробраться без очереди.
"Вы же знаете, что я говорю по-русски, – доверительно сообщил нам он, – но я сделал вид, что не могу произнести или даже понять ни единого слова. Так вот, я подошёл к красноармейцу, дежурившему у двери, и по-английски сказал ему, что хочу войти и засвидетельствовать своё почтение супруге Сталина. Конечно, хотя он и не понимал по-английски, он догадался, чего я хочу, и сказал, что нет, я должен встать в очередь в самом её конце. Но я покачал головой, делая вид, что тоже не понимаю его, и повторил свою просьбу. Тогда он повторил свой ответ, и так продолжалось некоторое время. Внезапно я ему надоел, и он, повернувшись к другому солдату, стоявшему позади него, крикнул: 'Дай этому иностранному дураку пройти.