Закон, по которому я получала лицензию повитухи, вменял мне в обязанности хоронить мертворожденных детей. Или тех, что умерли при мне. Это требование придумано затем, чтобы не мучить мать, но взамен переносит это бремя на плечи повитухи. А зимой – господи, зачем вообще придумано это ужасное время года? – надо разгребать снег, потом долбить замерзшую землю, копать могилу достаточной глубины, чтобы ее не могло разрыть случайно пробегающее мимо дикое животное. Обычно приходится потом еще наваливать сверху камни.

В данном случае единственное подходящее место для могилы нашлось под ветвями огромной развесистой сосны. Только там земля более или менее мягкая, чтобы ее можно было копать. Но все равно пришлось нелегко.

Уже глубокая ночь; я поворачиваюсь к мужу, тянусь за свертком у него на руках. Эфраим не сразу отдает мне младенца. Он смотрит на крошечный кулечек из льняной ткани, и я вижу печаль, стоящую в его глазах.

– Пора.

Эфраим встряхивает головой, отгоняя живущих в его душе призраков, потом осторожно передает мне ребенка. Вместе мы опускаем его в яму. Покрываем сперва землей, потом кучей снега, потом сосновыми иглами и наконец пирамидой из камней, которую не сможет сдвинуть никакое дикое животное. Потом мой муж опускается на колени у могилы. Губы его шевелятся в безмолвной молитве. От этого зрелища меня почти ослепляет горем. Некоторые воспоминания никогда не угасают.

Он смотрит мне в лицо, на слезы, замерзающие у меня на щеках.

– Пойдем домой, любимая, – говорит Эфраим.

* * *

Утром, позволив себе редкое удовольствие – чашку горячего черного кофе, я возвращаюсь в свою рабочую комнату и пересматриваю список родов, которые приняла за последние двенадцать месяцев. Год Господень тысяча семьсот восемьдесят девятый принес в Хэллоуэлл пятьдесят новых душ. Из них я приняла тридцать девять. Остальных либо принял кто-то еще, либо они родились до того, как я успела прибыть.

Как и каждый год с тех пор, как я начала свой подсчет, большинство детей были девочки. Двадцать семь в прошлом году. Я не считаю себя склонной к предрассудкам, но эти цифры меня успокаивают. Все известные мне повитухи говорят, что если несколько лет подряд рождается много мальчиков, значит, надвигается война. Одна из них, старая, озлобленная и овдовевшая, похоронила всех своих детей и, окаменев в своем горе, называла таких мальчиков «пушечное мясо королей». И каждый раз, рожая или принимая мальчика, я вспоминала эти слова. Из моих собственных девяти детей шестеро были девочки, и я всегда считала, что это хорошее предзнаменование. Оно позволяет мне надеяться, что войны нашей страны остались в прошлом.

Четыре раза за прошлый год в Крюке рождались мертворожденные дети, хотя я присутствовала только на трех родах. Каждый такой случай – ужасная потеря, и я не спешу, перечитывая записи об этом.

Четверг, 25 февраля. – Роды. Дочь мистера Джейкоба Чендлера. В девятом часу мистрис Чендлер родила девочку, мертворожденную…

Четверг, 10 сентября. – Роды. Дочь мистера Пинкхэма. Ясно. Меня позвали к жене капитана Пинкхэма. Я вышла из дома в двенадцатом часу. Дошла пешком. Моя пациентка родила дочь в девятом часу вечера. Ребенок был мертворожденный. Я задержалась на всю ночь.

Четверг, 17 декабря. – Дочь мистера Стоуна. Кларисса Стоун родила мертвую дочь вчера в двенадцатом часу. Операцию провел доктор Бенджамин Пейдж. Как мне сообщили, конечности младенца были сильно вывернуты. Этот человек не умеет принимать роды с ягодичным предлежанием.

Через шесть дней после того, как этот идиот дал Грейс Сьюалл почти смертельную дозу лауданума, Кларисса Стоун позвала его принимать у нее роды. Результат был ужасный. И да, я понимаю, почему она не хотела меня видеть после той отповеди в лавке Коулмана. Но это не повод звать доктора Пейджа. Кроме меня в округе еще четыре повитухи.

Ему двадцать четыре года. Двадцать четыре! Я на тридцать лет его старше, и у меня вдвое больше жизненного опыта. Но молодых матерей этого города сводит с ума мысль о том, что он учился в Гарварде. Настолько, что они вверяют в его руки жизнь своих нерожденных детей, со смертельным исходом.

Конечно, не каждые роды, на которые я прихожу, заканчиваются удачно. Вчерашний случай тому свидетельство. Но она потеряла ребенка еще до моего прихода, в том-то и разница между мной и Пейджем. С тяжелым сердцем я опускаю перо на бумагу и записываю жизнь, потерянную вчера.

Четверг, 31 декабря. – Роды. Сын Рут Эмери. Ясно и очень холодно. Меня позвали к Рут Эмери. Приняла ее сына, мертворожденного. Это был ее первенец. Она очень горюет. Я ушла в полночь. Мистер Баллард проводил меня туда и обратно, потому что дороги почти непроходимы.

Я их считаю своими детьми. Я не их мать, конечно, но они все равно мои, и я до сих пор ощущаю тяжесть горя, нависшего над комнатами таких рожениц. Хуже, чем потерять ребенка, было бы только потерять мать, и я благодарю Провидение за щедрость – такого мне еще испытать не довелось.

Однако иногда самое трудное в родах – просто попасть на место вовремя. Как всегда, главное для меня препятствие – это река. Неважно, замерзла она или нет, ее часто приходится пересекать, и безопасного способа это сделать нет, будь то на пароме или пешком. Да и погода мешает мне работать, как я считаю, гораздо чаще, чем следует по справедливости. Река и погода, вместе взятые, причиняют мне не меньше бед, чем моим пациенткам.

Этой весной как раз был подобный случай, и я перелистываю страницы дневника назад до нужной записи.

Суббота, 6 апреля. – Роды. Дочь Эбена Хьюина. Сильный ливень. В первом часу за мной пришел Эбен Хьюин. Мы пересекли реку на его лодке. Это было настоящее море. Мы переплыли без происшествий и отправились к дому мистера Хьюина. Я перебралась через ручей около его дома по плавающим бревнам, тоже благополучно. Но когда мы проезжали мимо дома мистера Хейнса, прямо передо мной дерево вырвало с корнями, напугав мою лошадь так, что она отскочила назад, и это спасло мне жизнь. Мистер Хейнс помог мне перебраться через упавшее дерево. Я поехала дальше и вскоре добралась до очередного ручья, но мост снесло. Мистер Хьюин взял поводья, пошел вброд и перевел мою лошадь на ту сторону. Приехали целыми и невредимыми. Мистрис Хьюин благополучно родила вечером в десять.

В прошлом году двое принятых мною детей были незаконными, но только одна из матерей во время родов назвала отца. Она уже вышла замуж. А вот бедная Сара Уайт по-прежнему не замужем и по-прежнему подвергается поношениям.

Воскресенье, 21 июня. – Роды. Дочь Сары Уайт. Ясное утро. Вчера на восходе меня вызвали к Саре Уайт, которая рожала, не будучи замужем. Она страдала весь день, но благополучно родила девочку в девятом часу утра сегодня.

Я вспоминаю сегодня не только роды. Еще я отыскиваю три старые записи, отмеченные чернильным пятном на полях. Соблюдая собственную традицию, я не продолжаю подведение итогов прошлого года, не отдав дань памяти. В этот раз у меня важная и печальная годовщина.