– Мадмуазель, вам было бы лучше спуститься в каюту.

– У меня будет достаточно времени это сделать, когда непогода станет невыносимой.

– Скоро пойдет дождь и вы рискуете промокнуть и простудиться.

Адель указала вверх.

– Скажите, почему вы оставили эти три паруса?

Моретт улыбнулся.

– Я еще никогда не перевозил столь любознательную пассажирку.

Адель улыбнулась.

– Никогда не устану от этого чувства, месье Моретт! Человек оседлал ветер и научился им управлять! Разве это не волнительно?

– Не управлять, а скорее пользоваться им и приноравливаться к ситуации. Вот смотрите, как мы адаптируемся и готовимся к штормованию, – он указал на единственный бушпритный парус. – Этот косой парус спереди на бушприте называется «фор-стеньги-стаксель» и оставлен мной для того, чтобы компенсировать сильное рыскание носом. Вон тот большой парус на передней мачте – это фок, он нужен, чтобы перенести общий центр парусности на переднюю часть корабля, тогда он будет лучше сидеть на высокой волне. А вот этот второй парус на средней мачте называется «грот-марсель». Он стоит выше и нужен, чтобы волны, которые будут подниматься сзади, не отнимали у нас ветер. Я не стану кидать судно в дрейф, потому что ветер будет не выше сорока пяти узлов. Мы продолжим путь, даже если не найдем укрытие.

– Вы хороший учитель, капитан Моретт, – похвалила она с благодарностью.

– Меня сейчас больше волнует «Тике», – покачал головой он. – Они идут за нами, и для шхуны такой угол к ветру далеко не лучший, чтобы удержаться на курсе. Если не найдем убежище в какой-нибудь бухте, то им может быть худо. Если капитан у них опытный, то, скорее всего, развернет ее против ветра и бросит в дрейф, чтобы его не сносило слишком близко к берегу. В любом случае, это их судно и их судьба. А я должен заботиться о своем корабле, своей команде и вашем благополучии.

Через час пошел дождь и стало смеркаться. Поливало как из ведра. Резкие порывы ветра дергали и метали корабль, и он нещадно стонал, словно старуха. Море превратилось в сплошную рябь от сильного дождя, а волны достигали нескольких метров, что сильно затрудняло видимость. Капитан Моретт увеличил количество вахтенных втрое. К девяти часам стало темно и к востоку от них уже было нельзя различить берег Эспаньолы. Это, пожалуй, была самая плохая ситуация, в которой мог оказаться корабль. Любой капитан, если у него нет возможности укрыться в какой-нибудь закрытой бухте, стремился бы увести корабль подальше от берега, чтобы не разбиться о скалы, что и сделал Кристиан Моретт. Они уже давно потеряли шхуну из вида. Ее огни утонули в бесконечных потоках ливня. Плотность дождя была такой, что Моретт, стоя на квартердеке, с трудом различал нос своего пинаса. Он приказал еще больше зарифить38 грот-марсель, чтобы уменьшить скорость корабля.

* * *

Шторм играл со шхуной, словно это была щепка. Ее метало из стороны в сторону, и казалось, будто это небесный гигант схватил корабль огромной ручищей за верхушку мачты и вертит ее сейчас как ему вздумается. Волны то и дело окатывали палубу и давно уже смыли бы находящихся на ней вахтенных, если те не были бы своевременно привязаны веревками. Паруса были сильно зарифлены. Использовалась лишь пятая часть их площади, чтобы ослабить давление на мачты и уменьшить риск их повреждения.

Джек Белчер лично стоял у руля, и еще три матроса помогали ему держать штурвал.

– Капитан! – окликнул его мистер Томпсон, стараясь перекричать шум ветра.

Белчер обернулся на зов боцмана и кивнул, давая понять, что слышит его.

– Капитан! – приблизил тот свое лицо к Белчеру, чтобы его было лучше слышно. – Нас может разбить о волны. Какие будут распоряжения?

Белчер сделал знак рулевым, чтобы те продолжали удерживать штурвал, и показал Томпсону следовать за ним. Когда они вошли в каюту, где могли спокойно разговаривать, Белчер отряхнулся от воды и сказал:

– Мистер Томпсон, если мы повернем шхуну против ветра, то защитим ее, но тогда потеряем пинас. Он не смог укрыться в бухте, и его несет примерно в юго-западном направлении.

– Но ведь идти в бакштаге мы тоже не можем… Или нас разобьет об волны, – голос боцмана дрогнул при этих словах.

– Верно, но, пока волна еще недостаточно высокая, опасность минимальна. Поэтому я продолжаю держать корабль на этом направлении. «Тике» справляется. Отличный корабль!

– Но, капитан…

– Мистер, Томпсон, я позвал вас вот для чего. Нужно сделать необходимые приготовления заранее.

И он принялся подробно объяснять свой план. Когда он закончил, лицо боцмана просветлело, а в глазах читалось недоверие, смешанное с восторгом.

– Я никогда такого раньше и не видывал, мистер Белчер, – к Томсону вернулась его обычная уверенность.

– Главное – выполните мои инструкции в точности и вовремя.

– Все будет сделано, капитан. Можете не сомневаться.

– Отлично! У вас час времени, не теряйте его даром.

Белчер вернулся к штурвалу и встал рядом с рулевыми.

– Отличный корабль, – пробормотал он, вглядываясь во мрак впереди себя.

«Тике» то поднималась на волне – и ее нос задирался кверху, то слетала с волны – и тогда ее нос врезался в воду. Белчер вел корабль так, чтобы волны били шхуну в корму. Таким образом он одновременно и сохранял корабль, уменьшая площадь ударов по нему, и избегал риска перевернуться, как непременно бы произошло, если шхуна развернется бортом к волне. Белчер не зря похвалил корабль. Несмотря на разбушевавшееся море, тот отлично держал курс. Главная опасность появится, когда волны станут выше. Шхуну поднимет на самом гребне волны, и перо ее руля выйдет из воды, что на короткое время сделает ее неуправляемой. Это грозило тем, что шхуну развернет на верхушке волны и она полетит с нее вниз бортом, а не носом. Следующая за этим волна должна была неминуемо ее перевернуть.

Все это Белчер отлично понимал и все же не мог отказаться от выбранного курса. Его миссия заключалась в том, чтобы сопровождать «Рубис» и доставить его в Порт-о-Пренс. Для него это был приказ, который он обязан выполнить. Тике была военным кораблем под его командованием, и перед его глазами стоял Эдвард Спрэгг, который кричал «бой не проигран, пока ты не сдался!», поэтому он упрямо вел корабль в этом опасном для него направлении.

Еще в течение часа Белчер старался удержать шхуну на юго-западном курсе, но волна становилась уже такой высокой, что шхуна всякий раз срывалась с нее и падала словно в пропасть, а ее нос глубоко нырял в