Именно поэтому карманы походного тулупа Старикова всегда набиты столетними корабельными сухарями…
– Мостик, БП-4, – снова неожиданно возвращает мысли командира на корабль взволнованный радист.
– Есть Мостик, – отзывается попавший в состояние ремиссии лейтенант.
– Товарищ командир, очередной циркуляр Базы: «Секрет-2», – хрипит молодой по первому году службы матрос Леонец, – нам приказано ускорить выход в заданную точку.
– Понял, Леня, понял, – неожиданно спокойно, даже как-то умиротворенно, видимо, что б придать уверенности экипажу, приникшего сейчас к динамикам громкоговорящей связи на своих боевых постах, шелестит голос командира по кораблю, – БП-5, Мостик.
– Есть, БП-5, товарищ «комОндир», – на деревенский манер, окая, хрипит притихший старший моторист Ромка Горбатей.
– Полный вперед.
– Есть, полный вперед, – оживает тот.
С увеличением скорости корабля глас ветра, продолжив своё поступательное движение по второй октаве вверх, неподражаемо перепрыгнул со скрипучего сопрано на недосягаемый девичий альт.
…Ах, Боже ж Ты мой, но до чего ж он прекрасен этот его пронзительный истеричный фальцет в дуэте с рыдающим на инфразвуке басом растревоженной толщи воды. Их какофония, точнее – резонанс хотя и беспощаден, но до умопомрачения притягателен, манящ и проникновенен.
Э-эх!!! – «…и какой же русский не любит…» разгула свободной стихии, бесконечного веселящего душу морского простора и глубины бездонного неба.
Возможно ли это, вообще, не любить?!
В море всё не так, как на земле: всё, абсолютно всё, по-другому!
Только в море и, может быть, в космосе по-настоящему понимается суть и смысл Мироздания, Его и наша в Нём единство, простота и несменяемость Его истин, ценностей, которым везде и всюду на все времена человек дал простые и понятные названия: честь, совесть и любовь. И нет, в этом смысле, «…ничего нового под солнцем», всё остальное – «…суета сует и томление духа».
На земле же любые Истины неточны и размыты – «правда – всего лишь то, что принято считать правдой» – другое дело Истины посреди набирающего силу океана, входящего в открытый диалог с Вселенной без посредников напрямую. Там они непосредственны и понятны, доступны и просты, а, главное, естественны и бесспорны: «быть или не быть…» – вот и всё! – и невозможно уступить, скривить душой… не любить.
В противном случае оттуда не возвращаются: не к кому, да и незачем! Только там по-настоящему понимаешь кто ты такой на самом деле.
Преодоление себя – вот истинная справедливость, свобода и счастье…
– Нужно бы успеть до прихода эпицентра циклона обойти глубоко врезавшийся в залив скалистый мыс большой земли вокруг приемного буя, выставленного далеко в открытое море, – с тревогой вглядываясь вперед, размышляет командир «Антилопы», – иначе будет не повернуть.
Впрочем, до той критической точки поворота за каменной грядой, где корабль, хочешь, не хочешь, но вынужден будет встать бортом к разыгравшейся волне, ещё далеко – очень далеко. До неё ещё нужно добраться. Теперь, на выходе с рейда главной гавани Базы пора начать вести штурманскую прокладку на карте, давно приготовленную рулевым на командирском столе в рубке, а то «не ровен час» глаза потеряют присмотренные ориентиры и всё – «пиши-пропало»! – «ищи-свищи» себя под полусферой размытого горизонта. На рейдовом тральщике помощников нет: ни штурманов, ни электронных систем определения местоположения, ни хотя бы знающего дублёра-помощника. Командир РТ всё делает сам вручную, старым дедовским способом с помощью пеленгатора и радара, который в критический момент, как выясняется, частенько выходит из строя. Но, как заставить себя зайти туда, в рубку, где пространство и время давно потеряло линию горизонта, а значит и точку отчета, систему координат?!
От одной только мысли о необходимости зайти внутрь рубки, Феликс приходит в отчаянье, в очередной раз повиснув на леерах.
– Мостик, БП-4, – уж в третий раз взывает голос радиста по громкоговорящей связи корабля.
– Е-есть, М-мостик, – икая и отплёвываясь, наконец, отзывается лейтенант, с огромным усилием оторвавшись от борта.
– Товарищ командир, очередной циркуляр Базы: «Всем кораблям и судам срочно занять назначенные места стоянок на рейде и в базе», – волнуется Леня.
– В-вижу, – хрипит в динамиках корабля голос Старикова, с завистью наблюдающего, как большие морские рыболовецкие шхуны, много тоннажные сухогрузы и даже вездесущие «погранцы» спешно ложатся на волну по направлению в порт.
О, как бы хотелось и ему, хотя б на пару минуток, как и они, лечь на волну! Даже в самый сильный шторм при движении корабля в попутном направлении с ветром килевая изматывающая качка практически прекращается, правда остойчивость и управляемость корабля в этот момент существенно снижается, но для Антилопы это совсем даже не критично, у тральщика вполне приличный запас ходовых характеристик.
– БП-5, Мостик, обе машины самый полный вперед, – рубит соблазн командир.
– Есть, самый полный, – пугается моторист – как-то выдюжат эту нагрузку дизеля старушки-Антилопы. – Обе машины работают самый полный вперед.
Краем глаза Феликс равнодушно подмечает, как эпилептическая пена, сорванная порывами урагана с гребней водных барханов, уже выстраивается за ними в длинные серо-белые змейки-языки – верный признак достижения и даже превышения четырех баллов! Но «Антилопа» упрямо таранит своим острым носом взбесившее море, неспешно, но всё же неуклонно, подползая к заветному бую приемного фарватера. Стариков давно заприметил его своим «выпуклым» военно-морским глазом где-то там впереди по курсу почти у горизонта, мысленно махнув на все правила кораблевождения и штурманские формальности по прокладке курса, ограничившись одним, главным: удержанием курса прямо на буй.
– Ничего-ничего, дойдем, успеем, – думает он, – до потолка возможностей Антилопы в пять баллов ещё есть время.
…Впрочем, запас прочности любого корабля в гораздо большей степени зависит не от тактико-технических возможностей его проекта, а от многих других факторов, прежде всего, от готовности и умения экипажа, силы которого не бесконечны, к преодолению нагрузки и своевременному реагированию на нештатные ситуации…
Четыре часа яростной беспрерывной атаки воды и ветра на «Антилопу» не проходят для неё и её экипаж бесследно. Многие, очень многие, да, пожалуй, что все, за исключением разве что радиста и боцмана, давно и регулярно припадают к горшку в туалете, а кто и вне его, не успев добежать, очищая остатки содержимого своих желудков прямо под ноги. На нелицеприятный вид и вонь желтой жижи, катающейся по палубе в ходовой рубке, уже давно никто не обращает внимания…
– Мостик, БП-4, – в очередной раз прерывает размышления Феликса перепуганный голос радиста.
– Есть, Мостик, – на этот раз сразу отзывается лейтенант.
– По базе объявлен «Секрет-1», – перекрикивая ультразвук рвущегося об штыревые антенны вихря, торжественно с расстановкой, словно Левитан, объявляет на весь корабль старший матрос Леонец, – в течение часа ожидается усиление ветра до двадцати, порывами – до двадцати пяти метров в секунду.
– Вот и ладушки, – вдруг совершенно не по уставу с