Конечно, у молодежи есть правила и ритуалы ухаживания. Обычно все начинается на одном из сезонных балов. В прошлом месяце такой бал принимала семья Мэй Кимбл, а в январе будет еще один, у нас на лесопилке. Но молодые люди всегда находят способы побыть вместе, подальше от любопытных глаз, и когда моих детей не видно, я гадаю, что они творят.

Что до мальчиков, юный Эфраим сегодня пошел с братьями рубить деревья в лесу, и они вернутся только к ужину. В доме только мы с Долли, – это и спокойно, и странно. Кажется, только вчера я держала по ребенку на каждом бедре, а еще двое цеплялись за мои юбки.

Я макаю свечи в сало, вытаскиваю, смотрю, как стекают излишки, и снова опускаю свечи в горшок. Растопленная масса слегка остыла и загустела, поэтому процесс пошел быстрее, и мне нравятся пятнышки сушеных трав в ней. Но я слежу за консистенцией, – если масса совсем загустеет, придется снова разогревать горшки.

Мы работаем в дружелюбном молчании, а потом Долли говорит:

– Вчера, когда тебя не было, я отнесла мистрис Фостер похлебку и хлеб.

– Как она? – спрашиваю я.

– Не хуже и не лучше, – говорит Долли.

С тех пор, как Салли выдвинула свои обвинения, мир Фостеров стал намного меньше. Многие из тех, кто склонен был их защищать, теперь перешептываются у них за спиной. Они строят домыслы. Сплетничают. Некоторые соседи вообще их избегают. Мало кого в Крюке интересовала смерть Джошуа Бёрджеса, пока пастора не обвинили в убийстве. А те, кто не верил в заявление Ребекки об изнасиловании, теперь, когда она беременна, смотрят на нее косо.

Я думаю о том, что можно сделать для Ребекки, и тут Долли показывает на что-то за окном.

– Кто это? – спрашивает она. Вопрос простой, но я замечаю некоторое любопытство, особый блеск у нее в глазах, и только потом поворачиваюсь к окну.

Какой-то мужчина остановил свою телегу у садовой калитки и вылез. Он молодой и гибкий, среднего роста, и я сразу его узнаю.

– Это Барнабас Ламбард.

– Никогда не слышала этого имени.

– Он судебный пристав из Вассалборо.

Долли заканчивает макать свечи, кладет ветку на подставку и подходит к окну, чтобы разглядеть его получше. Она упирается кулаками в бока и с любопытством смотрит на мужчину, склонив голову набок и сложив губы трубочкой.

– А зачем приставу сюда приезжать?

– Отличный вопрос, – говорю я. – Ты продолжай работать, а я выясню.

– У меня сало загустело, – отзывается она. Я знаю, ей тоже хочется выйти, и, судя по слабой улыбке на ее губах, подозреваю, что молодой человек понравился Долли.

– Так растопи его заново. Я скоро вернусь.

Я выхожу поприветствовать мистера Ламбарда, не сняв ни фартука, ни платка. Дверь я распахиваю прежде, чем он успевает войти в садовую калитку.

Он приподнимает шляпу.

– Доброе утро, мистрис…

– Баллард.

– Доброе утро, мистрис Баллард, я…

– Я знаю, кто вы, мистер Ламбард.

Он останавливается на дорожке, слегка склоняет голову и, судя по выражению лица, явно пытается вспомнить, встречались ли мы раньше.

– Правда?

– Я видела, как вы вчера задержали Джеймса Уолла.

Он снимает широкополую фетровую шляпу и дважды шлепает ею себе по ноге, хотя шляпа не пыльная.

– А-а. Тогда вы не удивитесь, узнав, что я приехал еще кое-кого арестовать.

Мне нравится Джеймс, и я до сих пор считаю несправедливым, что из-за какого-то жалкого долга он оказался в тюрьме, так что не скрываю ехидства:

– Кто-то забыл заплатить налоги? Или вы за сплетницей какой-нибудь?

Ну вот, я почти заставила его улыбнуться, но улыбка все-таки не пробилась наружу.

– Боюсь, все несколько серьезнее. Я приехал арестовать человека, обвиненного в изнасиловании.

– Вы приехали за Джозефом Нортом?

Он качает головой; одна прядь падает ему на лоб и лезет в глаза. Так он почему-то выглядит моложе, менее серьезно. Он убирает прядь тыльной стороной ладони.

– Нет. Я за Джошуа Бёрджесом.

Он не знает. Как это возможно?

– Джошуа Бёрджес здесь не живет, – уклончиво отвечаю я.

– Это я понимаю. Но теперь, после вчерашнего, меня уже знают в городе. А когда кого-нибудь арестовываешь, лучше застать его врасплох. Подозреваю, он все равно уже сбежал, так что решил сначала зайти расспросить соседей.

– И вы просто случайно наткнулись на нас?

– К вам первый поворот с главной дороги в город. – Он тычет пальцем через свое плечо на север. – Во всяком случае, если ехать из Вассалборо.

Такое удачное совпадение меня утешает.

– Ну что ж, – говорю я, – я точно знаю, что Бёрджес не сбежал.

– И вы готовы мне сказать, где он?

Я прикусываю нижнюю губу и задумываюсь.

– Если вы мне тоже кое-что скажете.

– Что именно?

– А почему вы за Джозефом Нортом не приехали?

– А, вот оно что. – Барнабас чешет в затылке. – Так мне в суде приказали. Я должен позволить Норту самостоятельно приехать на слушания.

– И почему такое особое обращение?

– Потому что он судья. И полковник.

– Джеймс Уолл был капитаном, а вы его арестовали на глазах у двадцати человек.

Он коротко кивает, но взгляда не отводит.

– Между капитаном и полковником большая разница, не правда ли?

– Особенно в количестве связей. Думаете, это справедливо?

– Что я думаю, значения не имеет. Я просто пристав, никто не спрашивает моего мнения.

– Ну я же спросила.

На лице у него мелькает быстрая ясная улыбка.

– Думаю я, госпожа, что у меня одна работа – задерживать людей, которых мне приказано задержать. А я такой человек, который делает свою работу.

Вчера, когда он дрался с Джеймсом, я его толком не разглядела. Но теперь не торопясь разглядываю Барнабаса – мне интересно, что за человек оказался в центре скандала, охватившего наш город. У него русые волосы и глаза, возможно, орехового цвета. Или карего. С такого расстояния мне не видно. Но как-то он умудряется держаться так, что не бросается в глаза. Мне приходит в голову, что он, возможно, специально ведет себя так, чтобы не демонстрировать угрозу. Он молод для пристава, и выглядеть незапоминающимся, особенно для чужаков, для него полезное свойство.

– Теперь ваша очередь, – говорит он. – Я ответил на ваши вопросы.

– Джошуа Бёрджеса вы найдете в таверне Полларда.

Он переводит взгляд на дом у меня за спиной, потом обратно на меня. Снова быстро улыбается уголком губ.

– Популярное местечко среди преступного элемента в вашем городе.

– Джеймс не преступник, – говорю я. – Вообще-то он наш друг. И в городе всех потрясла новость о том, что он не выплатил долг.

Барнабас коротко кивает, и вид у него слегка пристыженный. Это не извинение – он не обязан передо мной извиняться, – скорее признание, что он допустил ошибку в оценке Джеймса.

– Идите в таверну. Спросите Эймоса Полларда. Скажите ему, что я вас послала. Он отведет вас к Бёрджесу.

– Благодарю вас за помощь, – говорит он, снова надевая шляпу. Прикоснувшись к ней, добавляет: – Мистрис. – Смотрит через мое плечо. Снова очаровательно улыбается и приподнимает шляпу: – Мисс.

Я оборачиваюсь и вижу, что в дверях стоит Долли, уперев руку в бедро, и на голове у нее нет платка. Она смотрит на Барнабаса с выражением, которое я могу описать только как собственническое.

М-да, это что-то новенькое.

– Хорошего