прерываемая всхрапыванием верблюда и перекличкой проводника с охранниками. Среди песка изредка попадались островки иссохшей травы и унылые заросли стелющихся кустарников, что указывало на наличие где-то глубоко запрятанного источника воды. Во время редких дождей в пустыне оживает всё, кажется, даже мёртвое. Радуются люди, животные, насекомые и растения. Но нередко дождевые капли не успевают коснуться раскалённой поверхности земли…
До полудня зашли далеко в пустыню. В песчаном море начали попадаться выходы на поверхность каменных «языков». В замысловатых скалах, изваянных руками природы – дневной жарой, ночными холодами, неистовыми ветрами и просто временем, – Луций угадывал образы мифических героев и чудовищных монстров…
Пылающее от солнца небо подтолкнуло проводника искать подходящую скалу, в тени которой можно было устроить отдых. Верблюд по команде опустился на колени, позволив седоку с облегчением спуститься на землю. Давая отдых затёкшим от обездвижения ногам, Луций поглядывал вокруг, отбрасывая прочь мысли о враждебности окружающей природы. Неподготовленному человеку, оказавшемуся во власти противоестественных сил, нет пощады! Противостоять им следует только беспредельным мужеством и нечеловеческой стойкостью, если он ими обладает.
Во рту пересыхало. Проводник приберёг для такого случая несколько высушенных тыкв, наполненных водой ещё в Фивах.
Утолив жажду, Луций отказался от медовой лепёшки и понял, что устал; глаза сами собой закрылись. Он задремал, как ему показалось, на короткое время.
Проснулся от возгласа проводника, который показывал куда-то вдаль, давая понять, что пора двигаться вперёд.
Отдых пошёл на пользу. Дальнейший путь, как ни странно, проходил увереннее. На горизонте вскоре обозначилась горная гряда, где, по словам проводника, укрывалось искомое поселение.
Добрались только к вечеру. Путники оказались у низкой каменной ограды, за которой просматривались одноэтажные дома. Нашли ворота.
Проводник что-то крикнул. Створка медленно приоткрылась, появился бородатый человек в белом хитоне. Спокойно оглядел пришедших, выслушал проводника и только после этого открыл другую створку. Луций оставил охранников с верблюдом за оградой, сам проследовал за проводником.
От ворот шла всего одна дорога – с домами, устроенными по одну сторону, ближе к резко возвышавшейся горе. Строения – простые и добротные, сложенные из колотого камня; кровли – плоские, из тонкого плитняка.
Навстречу неспешно двигалась повозка с осликом, которой управлял подросток с длинной хворостиной. Луций рассмотрел его бледное лицо и поймал на себе невозмутимый взгляд. У одного из домов под кряжистым деревом группа бородатых мужчин, со степенными лицами, в белых одеяниях, слушала старейшину (судя по его длинной седой бороде и благообразному виду).
У некоторых домов росли финиковые пальмы с плодами разной степени спелости. Под ними на крохотных участках зрели овощи, яркими пятнами выделялись цветники. Мимо такого явления Луций не мог пройти, не удивившись:
– Но для этого требуется много воды! – воскликнул он. – Откуда у них вода в таком количестве?
Проводник понял, что вопрос к нему:
– Ессеи научились копить дождевую воду. У них здесь несколько резервуаров под землёй. Не один год они долбили скалу. При наличии воды в достатке даже в пустыне произрастают цветы.
Проводник уверенно шагал по улице. У привратника он узнал, где живёт настоятель общины, и даже его имя – Аврум.
Остановились в центре поселения у жилого дома. На стук в дверь вышел седобородый старик в белом хитоне, и такого же цвета была шапочка. Он опирался на изогнутый посох.
– Уважаемый Аврум, – на местном наречии произнёс проводник, – я привёл к тебе гостя из Рима. Зовут Луций. Мне сказали, что он пишет историю о народах Египта, хочет услышать правду о ессеях. Он говорит на греческом языке, который знаешь и ты. Просит принять.
Насторожённое лицо старца просветлело. Луций, приложив руку к груди, поприветствовал его:
– Уважаемый Аврум! Моё присутствие в общине не несёт угрозы. Я всего лишь хочу услышать о ессеях то, о чём сам скажешь.
– Ессеи рады каждому человеку, кто несёт в себе добро и противление злу, – ответил старец с лёгким поклоном. – Заходи, гостем будешь.
Оставив проводника за дверью, римлянин прошёл за хозяином. В доме обнаружил скромную обстановку: стол с принадлежностями для письма и папирусами, два табурета, лавку. В двух нишах лежали свитки. В углу находилась тростниковая ширма, за которой угадывалась кушетка.
Старец заметил удивление гостя:
– В общине все так живут, – сказал он. – Ессеи отказались от привычных удобств ради того, чтобы приблизиться к Богу, ибо скромность украшает душу человека. Стяжатель не бывает порядочным – будь он царь или простолюдин.
Луций решил, что если промолчать, знакомство не состоится.
– Разве не потому люди покупают дорогие статуи из мрамора и бронзы, картины и мебель, чтобы ими восхищаться?
– Ессеи верны заповедям, одна из которых гласит: «Не сотвори себе кумира». Поэтому в наших домах нет статуй Бога и картин с божественными сюжетами.
– Но человек не существует без того, чтобы не созерцать красоту.
Настоятель снисходительно улыбнулся:
– Красоту мы находим в окружающей природе, а всё, что вне её, не более чем грубое подражание истинной красоте.
Он убрал со стола свидетельства своей занятости – свитки и принадлежности для письма, сложил на полочку в стенной нише. Затем присел на табурет у стола, а гостю указал место напротив.
– Ты мой гость. Гостя с дороги принято прежде накормить, а потом уже спросить, для чего пришёл.
Тотчас явился служка. Оставил две глиняные тарелки и горшок с лепёшкой вместо крышки.
Старец разломил лепёшку, поделился.
– Ессеи вкушают пищу три раза в день, – начал он разговор. – Главная еда – пшённая каша, сваренная с травами, полезными для здоровья. Мясо едим редко, по большим праздникам.
Эти слова заинтересовали Луция.
– Позволь спросить, уважаемый Аврум, какое мясо разрешено вам употреблять в пищу?
– Мы отказываемся от свинины, полагая её мясом нечистым, поскольку свинья ест из грязи всякое, от чего другое животное откажется. Но особых ограничений в еде немного. А у римлян не существует запретов в еде?
Старец выжидательно посмотрел на гостя.
– За всех римлян я не в ответе, а для меня в еде нет строгих правил. Хотя придерживаюсь мнения, что убийство живых существ ради чревоугодия – преступление.
Взгляд старца потеплел.
– Я тебя понимаю, римлянин! Каждое животное сотворено Богом. Когда человек убивает животное ради застолья, он обязан помнить, что лишает его не только жизни, но ещё души, не позволяя вознестись к своим богам.
Служка принёс чашки с солёными маслинами и красными яблоками, а также две кружки с неким желтоватым напитком.
Наполнив деревянной ложкой тарелки кашей из горшка, служка ушёл. Старец коротко помолился, после чего приступил к трапезе. Луцию ничего не сказал, но юноше и так стало понятно, что пора трапезничать.
За