Вашингтон… Само слово нагоняло на Мак-Каскера тоску. Он был рад вернуться на запад. В городе все еще царил беспорядок после пяти лет сражений. В парках по-прежнему стояли временные лазареты. Булыжные мостовые были разбиты окованными железом колесами тяжелых орудий и зарядных ящиков. Почти все деревья вырубили — они пошли на дрова для костров. Потомак был завален нечистотами и мусором. Он просто вонял. Весь город вонял.

И посреди всего этого бардака люди пытались руководить расколотой на два лагеря страной. Мак-Каскер не мог винить конгресс за то, что тот уделяет индейскому вопросу меньше внимания, чем следовало бы. В сравнении с проблемами реконструкции Юга эта казалась сущим пустяком. За прошлый год триста восемьдесят четыре человека были убиты собратьями-техасцами, в то время как индейцы убили двадцать шесть.

В Вашингтоне люди цинично винили в проблемах с индейцами мстительных белых, искателей легкой наживы, нечистых на руку обозников, подрядчиков и железнодорожников, снабжавших армию. Они тыкали пальцами в федеральную администрацию по делам индейцев, которая, безусловно, прогнила насквозь. Они обвиняли побежденных техасских сторонников Конфедерации в преувеличении ущерба от налетов индейцев. Погони за индейцами давали федеральным оккупационным войскам хоть какое-то занятие, отвлекавшее их от нападок на техасцев.

Положение было совершенно невыносимое. Мак-Каскер отчетливо представлял себе, что произойдет, когда уполномоченные вернутся в Вашингтон. Конгресс утопит договор в бесконечных обсуждениях, а то и вовсе положит его под сукно. Индейцы потеряют терпение, разочаруются и снова начнут нападать. Одни политики были людьми благонамеренными, но понятия не имели о сложности проблемы. Другим не было дела до индейцев после того, как удалось заполучить их земли.

Мак-Каскер видел войну, которая продолжалась годами и уже обошлась в миллионы долларов и тысячи жизней. Пока есть молодые люди, подобные Куане Паркеру, она не закончится.

И это будет война самого страшного типа, в которой жертвами станут женщины и дети. Мак-Каскер тряхнул головой, чтобы отогнать видение. Он ощутил необходимость уйти подальше от белых с их разговорами об убийстве ради развлечения и обсуждениями индейских скво. Мак-Каскера тошнило от их чопорного самодовольства. Он встал и пожелал всем спокойной ночи. Забрав скатанный тюфяк из палатки, он отправился на поиски Куаны и квахади.

На следующее утро его разбудила ужасная какофония. Воины вокруг при свете тлеющих углей вскакивали и хватались за оружие.

Мак-Каскер рассмеялся.

— В чем дело, Ма-кас-ка? — спросил Куана.

— Горны! Господи, я совсем забыл! В одном из этих фургонов было три тысячи горнов из армейских излишков. Эти кретины, похоже, раздали их вместе с остальными побрякушками, а индейцы явились за подарками с первыми петухами. Все, парни, не видеть нам теперь покоя! Вперед и с песней! А от того мула что-нибудь осталось? Что-то я проголодался.

Они не спеша поели и собрали вещи, после чего медленно двинулись через основной лагерь, презрительно глядя на толчею вокруг обозных фургонов. Индейцы с полными руками разбегались во все стороны.

— Только поглядите на Лягающегося Орла! — воскликнул Мак-Каскер.

Упомянутый достойный вождь кайова был одет в мокасины, набедренную повязку и высокий черный цилиндр, украшенный длинными красными лентами. Четыре ленты свисали вдоль его спины почти до самой земли.

— Что будешь делать дальше, Куана? — спросил переводчик.

— Я могу тебе доверять, Ма-кас-ка?

— Да, брат. Мое дело — переводить, а не разносить сплетни или выдавать тайны.

— Мы будем нападать на новые тропы, по которым гонят скот. Белые люди стали гонять большие стада на север через Техас. Мы будем угонять их скот и продавать Хо-сею Тафойе возле Китаке.

— Да уж, — усмехнулся Мак-Каскер. — Кроткие могут унаследовать землю, но скотом им не владеть никогда. Значит, ты вернешься в Техас.

— Конечно. Это мой дом. Я останусь на Столбовой равнине с квахади и буду нападать оттуда.

— Значит, ты даже думать не станешь о том, чтобы сдаться и получать выплаты в резервации? Они будут платить каждый год. — Мак-Каскер знал ответ заранее.

— Нам не нужны их подарки. Мы будем брать то, что нам нужно. Скажи белым вождям, что квахади — воины. Мы сдадимся, когда желтоногие явятся на Столбовую равнину и побьют нас. — Куана поднял копье, приветствуя Мак-Каскера и поехал вслед за квахади.

— Прощай, Ма-кас-ка! — крикнул он, обернувшись. — Не забывай Куану Паркера! Может быть, ты еще услышишь мое имя в Техасе! — Куана улыбнулся.

Мак-Каскер помахал рукой ему в ответ. «Наверняка услышу, мистер Паркер».

Глава 57

Летом тысяча восемьсот семидесятого года светловолосый голубоглазый молодой охотник, недавно приехавший с востока, отстреливал бизонов, запасая мясо для армейских поставок. Он отправил пятьдесят семь шкур старшему брату в Нью-Йорк, чтобы тот попробовал их продать. Когда шкуры везли на открытой телеге по Бродвею, их заметила пара дубильщиков. Они прошли за телегой до конца пути и предложили брату охотника по три с половиной доллара за шкуру. Поэкспериментировав с этими шкурами, они заказали еще две тысячи штук по той же цене, всего на семь тысяч долларов. Придуманная ими новая технология дубления позволяла использовать шкуры, добытые в любое время года. Брат уладил свои дела, собрал вещи и отправился на Великие равнины помогать добывать шкуры. Так началась настоящая лихорадка. Тысячи мужчин хлынули за ним в надежде быстро разбогатеть.

Кристиан Шарпе оказал охотникам на бизонов огромную услугу, создав тяжелую винтовку с восьмигранным стволом, выдерживающим большое давление. Прицел этой винтовки был рассчитан для стрельбы на тысячу ярдов. Винтовка могла свалить взрослого бизона с шестисот ярдов, а меткий стрелок за день мог подстрелить две с половиной сотни животных.

Благодаря недавно подведенной железной дороге Додж-Сити стал оживленным торговым центром, к которому со всех сторон стекались фургоны. Запах огромных гор шкур и людей, их охранявших, можно было учуять издалека. К тому же и сами охотники обычно не отличались чистоплотностью. На дверях борделей Додж-Сити то и дело можно было увидеть таблички: «Охотникам на бизонов вход запрещен».

Чуть более чем через год, в конце октября тысяча восемьсот семьдесят первого года, Куана с отрядом молодых воинов ехал южнее Канейдиен в сторону каньона Бланко на краю Столбовой равнины. Они направлялись к лагерю снабжения Плохой Руки, или Трехпалого